— Ты на что намекаешь? Я хорошо готовлю, — серые глаза сузились. — Толику нравится!
— Да-да, я знаю. Это так… с языка глупость сорвалась.
— Между прочим, Наталья обожает мои рыбные котлеты! Она даже с собой всегда просит! — прихвастнул Сизов.
— Она и огурцы солёные парным молоком запивает, — не удержалась Татьяна. Спохватившись, она вскинула руки в примирительном жесте и ласковым голосом произнесла: — Дим, я не оспариваю твоё умение готовить, не подумай.
— Кстати, я вчера сделал один салатик! Толик съел, я ещё сделаю и принесу тебе завтра попробовать.
— Ой, Дим, не утруждай себя…
— Да мне в радость!
— Господи, спаси меня…
========== Глава 6 ==========
— Еська, прекрати издеваться над Диком! — Толик пытался отцепить хваткие пальчики сына от ушей жалобно скулящего пса. — Перестань!
— Папа, мы играем, — маленькое белокурое чудовище и не думало останавливаться.
— А по заднице?
— Не-а, — синие детские глазки хитро сверкнули.
— Елисей! — Щербатый нахмурился. — Мне позвонить тяте?
— Нет! — ребёнок в одно мгновение отскочил от измученного Дика и вытянулся по струнке.
Финогенов вздохнул: снова ему пришлось использовать единственную угрозу, действующую на сына.
— Тятя расстроится, — продолжал давить Толик, — и больше не будет с тобой гулять и катать тебя на машине.
— Папа! — худенькие ручонки обвились вокруг ноги Щербатого.
— Будешь слушаться?
— Да! — и столько честности на встревоженном личике… На день точно хватит.
— Эх, Еся, Еся…
Не всякий мужчина, поучаствовавший в зачатии, имеет право называться отцом.
Финогенов и по сей день мечтал собственными руками задушить подонка, едва не убившего его ещё не рождённого сына. Он ненавидел вспоминать тот день и в то же время благодарил за него небеса, потому что именно тогда на свет появилось крохотное кричащее существо, ставшее смыслом его жизни.
Толик, как порой случалось, решил проветриться под вечер и слишком поздно заметил отсутствие телефона. Вроде ничего страшного не произошло, но на душе было как-то мерзко. Вернувшись, он увидел возле своего подъезда расхаживающего туда-сюда Леонида.
Костенко ничего не объяснил, он просто велел Щербатому ехать на другой конец Москвы и всю дорогу висел на телефоне, крича на кого-то, матерясь, угрожая и обещая сломать собеседнику всё, что сочтёт лишним. Финогенов был удивлён, когда взвинченный Лёня коротко приказал ему остановиться возле отделения полиции. Мужчина пулей выскочил из машины, велев Толику ждать. Вернулся он спустя полчаса в компании помятого Дмитрия.
— Какого чёрта? — Щербатый обернулся к усевшемуся сзади любовнику.
— Потом, — отмахнулся Сизов.
— Погнали, — скомандовал Костенко, громко хлопнув передней дверцей. — Лейтенант сказал, что её увезли в ближайшее.
— Да, — Дмитрий устало прикрыл глаза. — Толь, ты бы поторопился… У тебя вот-вот ребёнок родится или уже родился, а ты тут вопросы какие-то задаёшь.
Так бывает? Оказалось, что бывает.
— Папаша, успокойтесь, — тучная медсестра мёртвой хваткой вцепилась в плечо наматывающего круги по длинному коридору Леонида. — Роды тяжёлые, но она держится молодцом.
— Он папаша, — рыкнул Лёня, кивнув в сторону Толика, бессмысленным взглядом уткнувшегося в стену.
— А это кто? — женщина с подозрением покосилась на Сизова, сидящего на стуле в конце коридора и пытающегося оттереть грязь и кровь с измятого пиджака.
— Фея, блядь! Крёстная фея, — Костенко был на пределе.
— Так это он её спас? Нам врачи с неотложки рассказали. Бедная девка!
— Он, он!
— А папаша где был?
— За спичками ходил! — Леонид так зыркнул на медсестру, что она, вздрогнув, невольно отступила от него, а после и вовсе испарилась.
Финогенов стал отцом спустя несколько мучительно долгих часов, наполненных болью и криками одной очень сильной женщины.
Звонок в дверь заставил Щербатого отвлечься от воспоминаний. На пороге стояла Наталья. Красивая, как прежде, только во взгляде теперь были тепло и спокойствие.
— Привет, — женщина вошла в квартиру и, скинув шлёпанцы, устремилась навстречу выбежавшему из комнаты сыну. — Есечка, ты папу слушался? — спросила она, обнимая ребёнка.
— Да, — не моргнув глазом, соврал мальчик.
— Ты рано, — Толик последовал за женщиной, направляющейся на кухню с сыном на руках.
— Без очереди же. Есть хочу дико.
— А что тебе можно?
— Не спрашивай, — поморщилась Наталья, усаживая Елисея на стул и садясь рядом с ним. — Послушать врачей, так мне вообще ничего нельзя, кроме сухого хлеба. Мяса хочу. Димка котлетки не жарил? — она облизнулась в предвкушении.
— Он постоянно что-то жарит, — Финогенов усмехнулся, открывая холодильник. — Рыбные есть. Ну, судя по запаху, они всё-таки из рыбы.
— Отлично! Давай скорее. И побольше! Всё давай.
— Погреть? — Щербатый не представлял, как можно заставить себя съесть ужас, который готовит его любовник, да ещё и холодный.
— Нет, я очень голодная. Так съем.
— Неудивительно, что ты гастрит заработала. Скоро и до язвы дойдёшь.
— Разве можно отказаться от Димкиных котлеток?! А его супчик грибной вообще супер! — женщина, схватив вилку, нетерпеливо постучала по столу и довольно улыбнулась, когда Толик поставил перед ней тарелку с корявыми, местами пережаренными котлетами.
— Ой, не напоминай мне о том супчике! Адское зелье.
— Зато вкусное.
— А почему зелёное? Что за грибы он туда сунул? Нет, не хочу знать…
— Ты ворчишь, но никогда не отказываешься от его кулинарных изысков, — Наталья хитро улыбнулась и откусила большой кусок от котлеты, довольно щурясь.
Даже Елисей, ковыряющий пальчиком скатерть, с сомнением посмотрел на мать. Нет, он ел всё, что готовил Дмитрий, но категорически не переносил рыбу в любом её виде.
— Он же старается, — пожал плечами Финогенов. — И, знаешь, проще сожрать, чем объяснить ему, что некоторым людям не дано готовить.
— Нет, Толь, это любовь! — заключила женщина, подняв вверх указательный палец.
— Ты бы при ребёнке чушь не порола.
— Рано или поздно он всё поймёт.
— Лучше поздно.
— Мы живём в двадцать первом веке!
— Мы живём в России.
— И что? Плевать, — Наталья активно работала челюстями. — Здесь каждого волнует только он сам. Да, любят почесать языками, но на деле лишний раз не дёрнутся.
— Ты уже забыла, как это на тебе отразилось? — Щербатый сдвинул густые брови.
— Не напоминай.
Голод, унижения, боль, отчаяние, страх — Наталья Медянова пережила многое и не сломалась. Природа щедро одарила её красотой и изворотливым умом, которыми она очень рано научилась пользоваться. Выросшая без отца, с больной матерью, проводившей больше времени в больницах, а не дома, она усвоила одну простую истину: если хочешь жить красиво, не особо утруждая себя, забудь о совести. Школа, задрипанное швейное училище, копеечная зарплата на полуразрушенной мебельной фабрике, бесконечные больничные счета (бесплатная медицина, она такая), постоянная нехватка денег даже на хлеб — Наталья ненавидела свою жизнь. Решившись вырваться из этого болота во что бы то ни стало, она попёрла к своей цели тяжёлым танком, сминающим гусеницами всё на своём пути. Проститутка, шалава, шлюха — это самое тёплое, что она слышала от соседей, хотя никогда не давала повода так думать о ней. Что ж… нужно соответствовать, так сказать. Медянова свято верила, что мужчины созданы для исполнения женских прихотей. Если они хотят чего-то, то сначала должны дать что-то взамен. Так устроен этот мир — ничего не бывает «просто».
Нет, Наталья не вышла на обочину дороги в коротенькой юбчонке, — гордость не позволила бы так низко пасть, — она заводила романы с состоятельными людьми и выжимала из этих отношений всё, что могла выжать. Первым значимым любовником Медяновой стал врач, организовавший впоследствии результативное лечение для её матери. А потом их было много. Может, слишком много, но Наталья не жалела о прошлом. К чему жалеть о том, что уже случилось? Даже об отношениях с биологическим отцом Елисея женщина не жалела, потому что уже не могла представить своей жизни без любимого сыночка. Сколько абортов она сделала, чтобы продолжать жить красиво? Рождение маленького Еси само по себе стало чудом.