Медянова и сама удивилась, когда материнский инстинкт, доселе дремавший, взял верх над всем остальным. Она хотела этого ребёнка. И тогда она пришла к Толику. Милому Толику Щербатому, одному из немногих, к кому лежала и душа, а не только голый расчёт. Но вышло то, что вышло. Оставшись наедине с проблемами, Наталья заработала руками и ногами, как тонущий человек, отчаянно желающий жить. Она снова села за швейную машинку, чтобы заработать на пропитание. Пенсия матери уходила на лекарства, большая часть заработка от шитья исчезала там же. Ко всему прочему объявился и биологический отец ребёнка, без конца напоминающий женщине, чтобы она и думать не смела рассказать что-либо его жене. Медяновым пришлось продать квартиру и переехать на самую окраину, хотя казалось, что дальше уже некуда. Паршивый райончик, паршивые соседи, паршивая конура, ошибочно названная квартирой. Куда делась роскошь, в которой жила Наталья? Исчезла вместе с источником — мужчинами. Кому нужна беременная баба?
Каким-то образом её новое место жительства раскрыли, и угрозы посыпались с большей силой. По счастливой случайности в тот роковой день матери Натальи не было дома, иначе страшно даже представить, что могло бы случиться с больной женщиной, и так по любому поводу хватающейся за сердце.
Медянова, увидев в дверной глазок отца ребёнка, будто почувствовала, что словесными угрозами дело не обойдётся. Кому она могла пожаловаться? Полиции? Это же Россия: пиши заявление, когда убьют.
Мужчина настойчиво звонил, кричал, колотил в дверь кулаками и требовал открыть. Наталья по-настоящему испугалась. Страх заставил её набрать номер, который она так и не удалила. К сожалению, когда дверной замок, издав прощальный кряк, развалился, Толика ещё не было. А дальше всё смешалось в боль и животный ужас. Только бы не по животу…
Спаситель. Медянова ни секунды не сомневалась в том, что это был Финогенов. Кто ещё мог бы помочь ей? Только он.
Она не успела прийти в себя, потому что за пережитой болью последовала новая порция, но уже иного рода — схватки. Тяжёлые роды, полные раздирающей боли, — освобождение. Счастье рождается через страдания.
Когда Наталья пришла в себя, если это можно так назвать, то первое, что услышала, было сообщение медсестры, что друзья папочки ребёнка настоящие психи и таких в соответствующих заведениях держать нужно. Мир снова погрузился во тьму. Отец ребёнка? Только не это!
И лишь короткая записка, протянутая ей той же медсестрой, вырвала женщину из-под накрывшей волны паники. Буквы расплывались перед глазами, но она сумела прочесть короткое: «Финогеновы своих не бросают». Да, почерк был чужим, не щербатовским, но она чувствовала, что там, в коридоре, есть человек, которому можно довериться.
Записку написал Дмитрий, потому что Толик был не в состоянии не то что писать, но и думать.
Словоохотливая медсестра рассказала Медяновой и о спасителе, по описанию который был похож на Щербатого, как крокодил на бабочку. А вот в «неуравновешенном друге» Наталья сразу распознала Леонида, с которым сталкивалась несколько раз.
Встречи с Сизовым женщина ждала больше, чем с самим Финогеновым. Он спас её ребёнка. Увидев его впервые, она смотрела на него как на божество. И ещё удивительнее для неё было то, что этот человек решал все вопросы, касающиеся новорождённого и её самой. Палата, уход — всё по высшему классу, насколько это было возможно в сложившихся обстоятельствах. И даже имя ребёнка…
— Елисей, — мягко произнёс мужчина, когда Медянова, пытаясь растормошить в очередной раз зависшего Толика, предложила помочь ей выбрать имя.
— Что?
— Финогенов Елисей Анатольевич. Да, мне нравится, — Дмитрий улыбнулся. — Толь? У тебя вообще-то сын родился. Не находишь, что это повод для радости, а не уныния?
— Но я же…
— Щербатый! — рыкнул Сизов. — Не зли меня. Не надо думать, тебе вредно. Просто радуйся. Думать буду я.
Кто этот человек? Почему он так разговаривает с Толиком? Почему он решает такие важные вопросы за других? Наталья задавалась множеством вопросов, но не решалась спросить. Просветил её Леонид. Ну не мог он спокойно смотреть, как в жизнь Финогенова возвращается женщина, от которой он, казалось, наконец избавился. Да, ему было жаль её, но Щербатого с Дмитрием он считал близкими друзьями, а эта женщина оставалась посторонней. Нельзя сказать, что Медянова совершенно спокойно восприняла доходчивое объяснение по поводу взаимоотношений между этими двумя мужчинами, но и раздувать из мухи слона не стала. Зачем? Она и не надеялась, что Толик женится на ней и они будут жить долго и счастливо. Нет, граница их отношений была чётко проведена с самого начала: Елисей — сын, а она всего лишь бывшая любовница.
В её глазах Сизов поднялся до невероятных высот. После всего, что рассказал ей Костенко, она бы на его месте близко бы Щербатого к самой себе не подпустила. Но Дмитрий был другим. Он просто увидел в случившемся след судьбы. Так должно быть.
— Наташ, ты бы хоть запила чем-нибудь эту дрянь, — Финогенов покачал головой.
— Сам ты дрянь, — женщина по-детски надулась. — Как можно не любить Димкины котлетки? У них такой вкус…
— Специфический, ага. Убийственный.
— Кстати, — Медянова отодвинула пустую тарелку, — мне Таня позвонила. Говорит, что Димулька заболел.
— Он мне ничего не говорил.
— И не скажет. Ты же его знаешь, — Наталья улыбнулась. — Он не покажет, что ему плохо. Только не тебе.
— Идиот, — вздохнул Щербатый.
— Я его понимаю…
— Ты всегда на его стороне, так что я не удивлён.
Действительно, Медянова по сей день считала Сизова чуть ли не святым и во всём с ним соглашалась. Наверное, это передалось её сыну вместе с молоком, потому что для него Дмитрий, или как ребёнок ласково называл его «тятя», был главным авторитетом. Конечно, авторитет отца не оспаривался, но только Сизов мог успокоить разошедшегося Есю одним лишь взглядом.
— Мы поедем домой, а ты позвони ему. Только не говори ничего лишнего…
— Не учи.
— Как скажешь, — Наталья поднялась из-за стола, хихикая. Её забавляло, как два сильных мужика пытаются идти на уступки друг другу и с каким трудом порой им это даётся.
— Есь, веди себя хорошо, — Толик потрепал сына по волнистым волосам.
— Угу.
— На выходных сходим в парк с тятей.
— Да! — счастливое дитя поскакало к выходу. Много ли нужно для этого самого счастья?
Медянова улыбнулась на прощание. Всё-таки она питала к этому человеку самые тёплые чувства. Есть ещё люди. Настоящие люди.
Дмитрий и Щербатый сделали для неё столько, что она и за всю жизнь не сможет расплатиться с ними. Новая двушка в спокойном районе, путёвки в санатории для матери, деньги, отдых, возможность работать на дому — они помогли ей во всём. Она знала, что эти двое не с потолка берут деньги, что из-за её квартиры они влезли в долги, с которыми потом расплачивались, что оба работают в полную силу, что Толик наконец согласился стать начем СБ, переступив через себя, а Сизов порой до самой ночи торчит в офисе, разгребая бумаги, и часто лично мотается на производство и на склады. И она ценила этих мужчин наравне со своим сыном. Три любимых мужчины в её жизни, в которой больше не было места для кого-то ещё.
Финогенов набрал номер любовника, развалившись на диване в гостиной.
— Да, — Дмитрий всегда быстро отвечал на его звонки.
— Наташка с Еськой уже ушли. Скучно. Не хочешь взять внеплановый выходной?
— М, звучит заманчиво. Буду дома через час. Жди.
И Толик ждал. За время, проведённое рядом с этим мужчиной, он ни разу не пожалел, что когда-то решил быть с ним.
Однажды он спросил Дмитрия, зачем ему была нужна вся эта возня с Натальей, и тот просто ответил, что нельзя упускать шанс, падающий тебе в руки. Щербатый хотел ребёнка, значит это судьба. Но Финогенов знал, что дело не только в этом — Сизов не смог пройти мимо женщины, оказавшейся в беде. Что бы он ни думал о Медяновой, он просто не смог, чисто по-человечески, по-мужски, закрыть глаза на происходящее. Уже после появилась какая-то привязанность и симпатия к ней. Они нашли друг друга. Только Наталья с маниакальным блеском в глазах набрасывалась на еду, приготовленную им, требовала добавки и забирала оставшееся с собой. И только Дмитрий мог терпеливо стоять на месте, пока женщина крутилась вокруг него с ножницами и иголками, используя его тело в качестве манекена.