— А я что же?
— А ты, милая, для начала возьмись за учёбу! Скатилась дальше некуда. Позорище.
— Мам!
— И не хнычь!
— И то верно! — со смешком крикнул снизу Егор.
— Не подслушивай! — буркнула Алеся и хлопнула дверью.
Парень усмехнулся, взял с журнального столика в гостиной телефон, брошенный им здесь после школы, и вышел из дома. Солнце клонилось к горизонту. Он снова уходит в ночь. Дома слишком тепло и уютно. Он отвык от этого.
Куча пропущенных от Яны и парочка от Вано. М-да, перед Казановой нужно извиниться: пришёл к ней, напился, вынудил выслушивать свои пьяные бредни… И как она его терпит? С Тихомировым он тоже должен поговорить. Но не сейчас. Пока он не решит главную проблему, всё остальное — ерунда.
Ему казалось, что прошла целая вечность, пока он добирался на такси до дома Сабины. В её комнате горел свет. Интересно, она одна? Хотя теперь это не имело никакого значения. Отступать некуда. Если он сбежит сейчас, то и всю свою жизнь будет сбегать. Но от себя не убежишь, и это страшнее всего.
Смирнов проскользнул в подъезд, когда оттуда выходил парень с собакой.
Палец замер на звонке. Тихие шаги за дверью, щелчок замка, приглушённый свет из коридора…
— Привет, — неловко сорвалось с губ.
— О, сам пришёл, — Хайруллина отступила назад.
— Ты собиралась куда-то? — Егор покосился на пальто в её руках.
— Не поверишь, к тебе.
— Зачем?
— Не догадываешься? — девушка усмехнулась. — Заходи.
Пружина нервов сжалась практически до предела.
— Ты одна?
— Да. Я переоденусь, — Сабина негромко хлопнула дверью своей спальни.
Смирнов снял куртку и вздохнул: он так торопился, что нацепил её прямо на чёрную майку, в которой обычно ходил по дому. Кроссовки пинком были отправлены в угол. Он прошёл на кухню. Взгляд застыл на разделочном столе. Егор сглотнул.
— Есть хочешь? — Он не заметил, что уже долгое время пялится на этот несчастный стол.
— Нет, — Смирнов резко обернулся и едва не выругался: снова эта футболка, скручивающая всё внутри него в толстые жгуты. Провокация. И на этот раз осознанная. Дрянная девчонка!
— Чай, кофе, виски? — Хайруллина буквально проплыла мимо него и села на стул, закинув ногу на ногу. А ноги у неё длинные…
— Кофе.
— Так скромно?
— Перебрал вчера.
— Наслышана.
— От кого?
— Это так важно? — Сабина встала и подошла к плите. — Ты поговорить хотел? Или так, в гости зашёл? Может, продолжить начатое хочешь? — Куда уж откровеннее?
— А если хочу? — Егор принял её игру.
— Кто-то против? — она обернулась, с усмешкой глядя на него. — Только ты у нас спринтер, поймать не успею.
На грани. На краю обрыва, пропасть которого манит и притягивает, распахивая чёрные объятья.
— Бин, ты смелая или глупая? — Смирнов сделал шаг, один, другой…
— И то, и другое. — Шаг навстречу.
С чего начинается любовь? С робкого взгляда? С тихого приветствия? С осторожного прикосновения? Никто из них не вспомнил бы сейчас, как всё началось.
Почему в романтических историях герои, признавшись друг другу, тут же лезут в койку или в стог сена (кому как повезёт)? Доказательство любви? Вовсе нет. Это логическое продолжение. Удовлетворение физического желания, долго терзающего тело. Заниматься любовью… Как пафосно звучит! Неужели в наше время кто-то ещё занимается любовью, а не сексом? Может… Но мы отвыкли от красивых слов, мы зачастую стесняемся их, предпочитая словам действия. То есть нам стыдно сказать, но совсем не стыдно показать на деле, что мы чувствуем. Абсурдно? Возможно. Мы занимаемся сексом, когда хотим этого, и порой вовсе не из-за высоких чувств. Страсть, похоть — да что угодно! Мы совершаем одни и те же движения по разным причинам: любовь, влюблённость, страсть, желание, деньги, власть… Казалось бы, как можно на одну чашу весов поставить любовь и корысть, но мы делаем это в каком-то смысле. Различия есть на эмоциональном уровне, но не на физическом — секс всегда остаётся сексом, хоть трижды назови свои действия иначе. Здесь важно понять именно эмоциональную составляющую, тогда и физический контакт будет расцениваться соответственно.
Свой первый сексуальный опыт Егор вспоминал со смехом: он дыхание под водой задерживает на более длительное время. Все остальные его связи были исключительно физическим удовлетворением естественных потребностей организма и не затрагивали ничего внутри. Разве что Яна… Янку он любил. Любил по-своему, как мог. Он хотел её, и секс с ней не был тупой разрядкой. У него бы язык не повернулся сказать так. Но то, что происходило с ним в данную минуту, нельзя было сравнить ни с чем. Эмоции и потребности здорового организма смешались. Он хотел ту, которую любил. Хотел и любил до боли. Он не боялся прикоснуться к ней, не дрожал от волнения и не смущался. Им не нужно было говорить. Столько лет молчания оказались красноречивее любых слов.
Сабина первой подалась навстречу, вжавшись в его тело, стремясь влипнуть в него, прирасти, никогда больше не отпускать. Наклонившись, Смирнов поцеловал её, пальцами приподняв острый подбородок. Их дыхание смешалось.
Ей не было страшно. Чего бояться? Она даже в свой первый раз не боялась, а теперь-то… Она не изводила себя глупыми мыслями — она лишь чувствовала.
То, что Хайруллина, пусть и недостаточно опытна, но уже не девственница, Егор знал. Он никогда не спрашивал об этом — не считал нужным. Просто понял всё, увидев её. Разве он сам был монахом? Несправедливо, когда один человек обвиняет другого в том, в чём сам не ангел. Нечестно. Просто так повелось, что с женщин спрос больше. А почему? Почему вкалывают они порой больше мужиков, а как речь заходит о сексе, так они должны, сдвинув ноги, единственного ждать, который в это время болтается между ног более сговорчивых?
Они не рвали друг на друге одежду в порыве страсти, не задыхались от нахлынувших чувств — эти чувства уже давно окрепли в них. Смирнов за руку отвёл девушку в её комнату. Всё-таки она заслуживала больше, чем быстрый перепих на кухонном столе. Они оба заслуживали.
Она разделась сама, отбросив скромность и предрассудки. Ей даже нравилось быть перед ним обнажённой. Егор взглядом ласкал её тело, пока снимал с себя одежду, стоя возле кровати. Такие взгляды говорят о многом. Она смотрела на татуировку на его груди. Значение второй знали, кажется, все, потому что Смирнов своего отношения к Жене никогда не скрывал, а вот эта… Загадка даже для самых близких. Когда он навис над ней, руками упираясь в постель, она коснулась пальцами витой буквы.
— Lüge…* — Невольно сорвалось с языка. Эта загадка была давно разгадана ей.
Егор усмехнулся. Есть то, что он хотел помнить. То, чего нельзя забывать. Ложь. Лгут даже самые родные люди. Он выучил этот урок, когда был предан тем, ближе которого у любого живого существа нет — собственной матерью.
— Ты поняла?
— Не слово, — Хайруллина сжала ногами его бока. — Я поняла тебя.
— Мне повезло, — он невесомо коснулся губами её лба.
— Я изменю значение, — она резко перекатилась, усаживаясь на него сверху.
— Да?
— Liebe! * — выдохнула Сабина и прижалась губами к его рту. Она сможет. У неё на это целая жизнь. Плевать, что думает на этот счёт Смирнов. Её дом рядом с ним, пусть даже в чужой стране. Она готова к испытаниям и трудностям.
***
Динияр довольно улыбнулся: Тарас сам настоял на совместном обеде с Сабиной. Это было приятно.
На самом деле, Опальскому было жаль сестру любовника. Хайруллин практически переехал к нему. В понимании Тараса бедная девочка была нагло брошенной, тосковала в четырёх стенах, возвращаясь с утомительных репетиций. Для него она была ребёнком.
Динияр припарковался возле подъезда.
— Нужно было позвонить ей, — проворчал Опальский, выгружая из багажника пакеты с продуктами.
— Зачем?
— Может, она спит ещё! Выходной же.
— Сабинка и в выходные встаёт рано, не беспокойся.
— Может…
— Ты сам предложил это! Уже почти полдень, угомонись, — Хайруллин забрал половину пакетов у любовника. — Пошли.