Выбрать главу

Любимым жанром «молодой» художницы были портреты. Но в это понятие Света вкладывала отнюдь не тот смысл, который вкладываем все мы, обыватели, далекие от искусства, примитивные, жалкие личности. Уверенная в том, что у каждого человека существует астральный двойник, Света создавала портреты именно таких двойников. У нее это называлось – «отобразить внутреннюю сущность». Чтобы означенную сущность узреть, она мертвой хваткой вцеплялась в любого человека, имевшего неосторожность заглянуть в ее мастерскую, волокла его в ванную, выключала свет и ставила несчастную жертву перед зеркалом, сунув в руки зажженную свечу и наказав не мигая таращиться в зазеркалье. По глубокому Светиному убеждению, рано или поздно из темных, таинственных глубин непременно выглянет некое потустороннее существо, тот самый двойник. И вместе с подопытным кроликом-натурщиком увидеть его сможет Света, которая все это время нервно дышит за спиной несчастного, покорно уставившегося в зеркало.

У Лёли тоже имелось одно глубокое убеждение. Состояло оно в следующем: если астральные двойники и существуют, то увидеть их сможет лишь тот, кому они принадлежат. Третьего при этой встрече быть не может. А то, что наблюдала в зеркале Света, было отражением самого натурщика. Именно его напряженную, испуганную, отупелую физиономию и ловила Света с терпеливостью рыболова, именно на него набрасывалась с восторгом человека, полгода не получавшего зарплату и вдруг нашедшего на тротуаре бумажник, набитый стодолларовыми купюрами; именно его переносила на полотно с упорством муравья, волокущего в родной муравейник огромную дохлую гусеницу.

Вот эта-то дохлая гусеница и получалась на портретах… Бедняжка Света, подобно многим адептам поп-арта, умудрилась начисто забыть, что хотеть – даже страстно желать! – мало: надо еще уметь рисовать. А те килограммы темно-зеленой, грязно-коричневой и тускло-черной краски, изредка разбавленные брызгами охры и белил, которые она щедро швыряла на полотно, больше напоминали выставку образцов сапожного крема.

А натурщик в это время, с трудом преодолев расходящееся косоглазие, прикипавшее к нему в процессе общения с астральным двойником, тащился на подгибающихся ногах в комнату и терял остатки сознания при виде ужастика, который с невероятной скоростью рождался на полотне…

Ко всему прочему Лёля была убеждена, что тетя Света с годами превратилась в мощнейшего энергетического вампира и в процессе творчества не столько самовыражается, сколько подпитывается чужой энергией. Недаром же ее единственной членораздельной картиной был автопортрет, на котором Света изобразила себя в виде летучей мыши… очевидно, породы desmodus rotundus vampirus, обыкновенный вампир!

И все-таки Марина Алексеевна и Лёля скорее откусили бы себе языки, чем признались Свете, как они относятся к ее «искусству», а с некоторых пор и к ней самой. Света была чем-то незыблемо-постоянным в их жизни. Они с Мариной еще в детский сад ходили в одну группу, потом вместе учились в школе, дружили в институте – всю жизнь дружили. Света лечила Лёльку от всех болезней и любила ее, как родную дочь. Сплелись ветвями и корнями, можно сказать! Ну как оторвешься? К тому же Света и ее причуды – такое чудное блюдо для пиршеств сплетниц, как называли свои редкие встречи Марина Алексеевна и ее любимая подружка Ниночка! Нет, обижать Свету нельзя. Надо терпеть. У нее все-таки масса достоинств, в числе которых – богатейшая подборка книг по разнообразным домашним женским радостям: кулинарии, консервированию, шитью, вязанию, макраме и всякому такому, вплоть до плетения кружев на коклюшках. Не у каждой женщины сыщется дома уникальный и дорогущий альбом всех моделей вязания из «Бурды»! А у Светы он был. Более того – Света готова была дать альбом подружке Мариночке «на сколько угодно», если только Мариночка или Лёлечка заглянут к ней на часок – попозировать.

Подружка Мариночка убиралась и не могла уступить этого ответственного занятия своей рассеянной дочери. Лёлька начнет сметать пыль с книжных полок, потом уткнется в Брокгауза с Ефроном, или в своего обожаемого Дика Фрэнсиса, или вообще в одну из этих кровожадных книжек из серии «Детектив глазами женщины»… Девчонке ведь совершенно все равно, что читать, только бы чем-нибудь набивать вечно голодные мозги! Спохватится часа через три… Разумеется, к Свете должна была идти Лёля, и только она.

– Ма, – с тоской сказала Лёля, – да она ведь надо мной уже раз десять извращалась. И на всех портретах рожи разные! Это сколько же у меня астральных двойников получается?

– Имя им легион, – хихикнула мама. – Иди, иди, моя радость. Думаешь, я не знаю, что тебе лучше одиннадцатого двойника увидеть, чем чистить мой любимый ковер?

Так-то оно, конечно, так…

Смирившись с неизбежностью, Лёля наконец собралась и пошла (протянув немыслимым образом часа два и успев отобедать), но никакого предчувствия не снизошло на нее и в этот раз. Ни обнадеживающего, ни пугающего. И единственное, что заставила ее сделать интуиция, это надеть не юбку, как обычно, а толстые вязаные штаны. С другой стороны, юбку еще надо было гладить, а штаны вот они, стоит только руку протянуть, – так что, может быть, это вовсе не интуиция, а лень сыграла свою положительную роль?..

Дмитрий. Февраль, 1999

Дрогнула под ногами земля. Кто-то дико закричал рядом. Дмитрий обернулся. Кричала жена Игоря Ивановича, глядя, как гараж, ставший могилой ее мужа, медленно схлопывается, будто карточный домик.

Бог ты мой! Да ведь там только что были ребята! Минутой раньше – и…

– Землетрясение! – завопил кто-то.

Люди, оказавшиеся у гаражей, в панике бросились врассыпную. Но земля больше не дрожала, и мутно-красное облако медленно оседало, обнажая уродливые очертания разрушенной «свечи».

– Газ! – выдохнул стоявший рядом с Дмитрием Юра Разумихин и крикнул: – Ребята, ЧС! Доктор, останешься, Андрей с ним, остальные в машину! Дайте связь с базой, с аварийной горгаза!

Дмитрий сорвался с места. Большой красно-белый автобус МЧС уже взревывал мотором, разворачиваясь.

– Газ, конечно, газ! – с ненавистью бормотал Юра, плюхаясь на сиденье рядом с Дмитрием. – Понаделали евроремонтов, руки бы поотрубал этим мастерам!

Да уж… Мало того, что хозяева норовят немыслимым образом изогнуть и спрятать трубы газа и замаскировать вентиляцию, – в квартире появляется газосварочный аппарат с баллонами. А кто с ним работает, какой мастер, – неведомо, как неведомо и то, с похмелья старается человек или на трезвую голову. Эти евроремонты, по мнению Разумихина, с которым от всей души соглашался Дмитрий, были минами замедленного действия, а заложниками неумехи-минера становились все соседи. И хуже всего то, что в наше время газовикам не пройти с профилактическим осмотром по квартирам. Мой дом – моя крепость! Но вот одна из таких крепостей уже сдалась незримому врагу…

Автобус спасателей ткнулся в обочину. Приехали. Слава богу хотя бы за то, что дежурная бригада аварийно-спасательного отряда оказалась рядом! Выскакивая, Дмитрий услышал вдали призрачный стон, который с каждым мгновением становился все громче и громче, перерастая в заливистый вой.

– Пожарные, – кивнул Разумихин. – Молодцы, тоже быстро сработали.

– Молодец у нас один, а они умницы, – бросил Серега, который очень ревниво относился к злоупотреблению своей фамилией. – Да их часть здесь буквально в двух шагах стоит! К тому же не вижу, чтобы что-нибудь горело…

И на какое-то время все замолкли, ошеломленно разглядывая остатки того, что еще совсем недавно Разумихин назвал «единственным приличным зданием».