*
Человек обязан перед лицом судьбы сохранять мужество и достоинство. Об этом я никогда не забываю. И вот наступил момент, когда мне пришлось применить этот принцип к себе самому. Желание, чтобы меня оставили в покое, оказалось сильнее привычки быть вежливым и отзывчивым.
И сделал я то, что и должен был сделать - быстро собрал два чемодана с вещами, к которым успел привыкнуть до такой степени, что не сумел бы от них отказаться даже на пару месяцев, и отдал уставшей от ожидания моих распоряжений команде яхты приказ держать курс на Сан-Лоренцо.
Это была хорошая идея - выпросить у знакомого миллионера в личное пользование виллу на уединенном океанском острове. Даже в те времена, когда выход в свет очередной книги вызывал у меня полусумасшедший восторг, было ясно, что без укромного местечка не обойтись. Я чувствовал, что нуждаюсь в надежном убежище, где в случае необходимости можно было бы спрятаться и побыть несколько месяцев в абсолютном уединении, подчиняясь только собственным желаниям и прихотям. Только так можно привести в порядок свои чувства и мысли. Писатели, может быть, это кому-то покажется странным, должны иногда думать.
А тут, как нельзя кстати, подвернулась прекрасная возможность исполнить свою мечту. Со мной связался эксцентричный миллиардер из Монреаля по фамилии Розенкренц. Всю жизнь он занимался холодильными установками, весьма преуспел в этом деле, но настал день, когда ему захотелось учредить личную литературную премию и вручить ее мне.
Помню свои длительные беседы с мистером Розенкренцем. Это был странный, потрясающе малоначитанный субъект даже для представителя класса знающих свою истинную цену до последнего цента. Меня ни на минуту не покидало чувство вины, поскольку я так и не смог установить причину, побудившую состоявшегося в бизнесе человека проявить интерес к печатному слову. Я чувствовал себя презренным мошенником и вымогателем. Но это, конечно, было не так. Дремучий здравый смысл Розенкренца, с помощью которого он заработал свои пятнадцать миллиардов, не содержал ни единого внятного объяснения существования такого малоприбыльного занятия, как сочинение занимательных историй.
Мало сказать, что тайна литературного творчества мучила мистера Розенкренца. Однажды он признался, что его преследует смутное подозрение, будто бы он чего-то не понимает.
Вполне вероятно, что моя книга была первой, которую он сумел самостоятельно прочитать. Честное слово, не удивлюсь, если это действительно так. Знаете, как это бывает, дожил человек до пятидесяти лет, весьма преуспел в своем холодильном бизнесе, но дремал в нем до поры до времени благодарный читатель. Мне повезло, что мой роман попался ему на глаза первым. Я прекрасно сознаю, что Розенкренц пришел в восторг не столько от достоинств моей книги, сколько от самого факта существования такого рода человеческой деятельности, как написание романов.
- Мы живем в суровом и несправедливом мире, мистер Хеминг. Чего вам хочется больше всего на свете? - спросил Розенкренц, окончательно смирившись с тем, что мой образ жизни так и останется для него загадкой.
Розенкренц был вежливым, но крайне въедливым человеком. Сознаюсь, что его тихий бесстрастный голос и абсолютная неспособность уразуметь, что литературные герои, как правило, выдуманы, приводили меня в бешенство. Наверное поэтому, к своему собственному удивлению, я, не моргнув глазом, рассказал о том, что мечтаю о синем море, белых чайках и прекрасной вилле среди роскошных пальм, где бы я мог в спокойной обстановке сочинять в свое удовольствие.
- Пусть будет так! - совершенно неожиданно провозгласил Розенкренц, надо полагать, что он привык быть первым номером даже в сумасбродствах.
По нашему соглашению (собственно, это была, как бы, денежная часть литературной премии), отныне я мог в любой момент воспользоваться яхтой Розенкренца, чтобы добраться до виллы, расположенной на прекрасном острове Сан-Лоренцо. И то и другое предоставлялось в мое распоряжение по первому требованию.
Я выторговал еще кое что, - оставив за собой право посещать Сан-Лоренцо, когда мне этого захочется, мне удалось добиться, чтобы мой хороший дружище - художник Николас Райт, поселился там постоянно. Старому прохиндею это будет весьма полезно.
С того времени ни о мистере Розенкренце, ни о его литературных пристрастиях я больше не слышал. Состоялась ли второе вручение его персональной премии, мне не известно. Не исключено, что он охладел к литературе, а может быть готовится к прочтению второй книги в своей жизни. Молю Бога, чтобы она оказалась не моей.
И вместе с тем, пользуясь случаем, я от чистого сердца выражаю глубокую благодарность мистеру Розенкренцу за тот поистине неоценимый вклад в развитие современной литературы, который он внес, бескорыстно наделив меня завидным прибежищем, благодаря чему на свет появились мои четыре последних романа. И теперь, если все пойдет, как задумано, появится еще один, готов предположить, самый мой любимый.
*
Обожаю морские путешествия. Весь день я провел на палубе в шезлонге, прикрыв широкополой шляпой свое лицо от обжигающих солнечных лучей. Наконец-то я остался в одиночестве, без собеседника и реального дела. Мне был доступен только один способ борьбы со скукой - придумывание сюжетов будущих романов. В голове моей роились десятки достойных внимания историй, из которых две или три вполне могли обойтись без описаний сражений с крупной рыбой и глубокомысленной пьяной болтовни за стойкой бара. Они показались мне настолько свежими, что я дал себе слово непременно заняться ими, как только представится подходящее время.
А потом случилось то, что и должно было случиться. Мой мозг, отравленный избыточным притоком кислорода, стал сдавать, мысли потеряли четкость и стройность, и я заснул.
- Мистер Хеминг, наше путешествие подходит к концу, - разбудил меня капитан. - Через полчаса мы прибываем в порт назначения.
- Спасибо, капитан. Путешествие было приятным.
- Благодарю, сэр. Я вижу, вы опять что-то интересное придумали? - ухмыльнулся капитан.
- Можно сказать, что и так.
Я не стал пересказывать капитану сюжет, который родился у меня во время нашего короткого путешествия. Сомневаюсь, что он когда-нибудь возьмется прочитать книгу, если узнает, о чем я хотел написать. Почему-то мне захотелось сочинить роман-воспоминание. Главный герой повествования - пожилой человек из числа тех, кто больше думает, чем действует, с высоты прожитых лет задает себе вопрос: “Как так получилось, что мои юношеские мечты и устремления не осуществились? Почему они внезапно потеряли привлекательность даже для меня самого”?
В том, что юношеские мечты оказались недостижимыми, не было ничего удивительного. Мало ли несбыточных идей витает в мозгах самонадеянных молодых людей! Но в данном случае дело обстояло намного серьезнее. Герой с удивлением обнаружил, что ему было бы крайне неприятно, если бы его мечты исполнились. Эта неожиданная мысль потрясла его, потому что она подрывала веру в самую непоколебимую из догм, которой придерживались члены его семьи на протяжении многих поколений - юноша, входящий в мир, должен отыскать свой путь в жизни и сделать все от себя зависящее, чтобы с этого пути не свернуть.
У героя романа так не получилось. Сначала он решил, что причина в его личном малодушии и беспринципности. В семье, мол, не без урода. Но перебрав в памяти примеры жизненных коллизий других членов семьи, он, к ужасу своему, понял, что и у остальных все вышло не так гладко, как задумывалось.