Чета пожилых супругов Нобле содержит на юге Франции семейный пансион средней руки с клиентурой, состоящей из мелких игроков. Это объясняется тем, что неподалеку находится большой игорный дом, который притягивает к себе «паломников» со всей страны. Постояльцы «Пансиона Мимоза» совсем не похожи на маньяков, одержимых демоном игры. Обычно это ― пожилые дамы и господа, мелкие рантье, их страсть имеет мелочный, убогий характер. Рулетка, которая столько раз была описана в литературе как страшный порок, разъедающий душу и общество, заставляющий бушевать страсти, здесь предстает поначалу в своей мещанской обыденности. В казино ходят регулярно, как в контору. Никакой бури ― стоячая вода размеренной жизни. Но драма скрыта в глубине и не замедлит проявиться.
Фильм начинается эпизодом, рисующим занятия в «школе крупье», где работает преподавателем господин Нобле. Он учит молодых людей орудовать лопаткой, правильно держать руки и т.д. Правила игры в рулетку изучают с такой же серьезностью, как юриспруденцию, стремятся заранее учесть все, обезопасить себя от неприятностей. «Существуют три разновидности самоубийства: самоубийство в зале, самоубийство в коридоре и самоубийство в саду», ― бойко отвечает заученный урок ученик-крупье. Следует далее ответ, как надлежит вести себя обслуживающему персоналу в каждом из трех случаев.
В пансионе царит атмосфера благополучия, успокоенности, прочно устоявшихся привычек. Снаружи пальмы, внутри жардиньерки. Простенько, но чисто и комфортабельно. Мадам Нобле, совершая свой утренний обход, напевает арию Розины. Когда-то, еще в молодости, она собиралась стать артисткой. И в разговорах с мужем она не упускает случая напомнить, что ради него она пожертвовала «артистической карьерой».
Мадам и месье Нобле души не чают в своем крестнике, маленьком Пьере, отец которого находится в тюрьме. Они глубоко огорчены, внезапно обнаружив у мальчика склонность к игре. На игрушечной рулетке он выиграл у приятеля 10 франков. «И не стыдно тебе присваивать чужие деньги?» ― укоряет его мадам Нобле. «Раз я их выиграл, значит - они мои». ― «Кто тебе это сказал?» ― «Здесь все так говорят». Мадам Нобле решает это противоречие очень просто: она отбирает у Пьера игрушечную рулетку, дает ему пощечину, потом, приласкав мальчика, уговаривает его быть паинькой.
Проходит десять лет. Пьер стал взрослым юношей, и по-прежнему одержим страстью к игре. Он живет в Париже, где якобы изучает живопись, а на самом деле занимается темными спекуляциями, посещает игорный притон и влюбляется в Нелли, содержанку хозяина этого притона. Чтобы выманить у своих крестных родителей побольше денег, он сообщает им, что заболел.
Мадам Нобле спешно едет в Париж. С течением времени её материнская любовь к Пьеру окрасилась иным чувством, хотя оно и скрыто глубоко в подсознании стареющей женщины.
И вот перед нами совершенно новая среда. Мадам Нобле выходит из машины перед подъездом подозрительной парижской гостиницы; навстречу ей несутся хриплые звуки аккордеона. Это банальный парижский вальс, но его легкая мелодия с трудом пробивается сквозь шипение заигранной пластинки. Сразу создается настроение, эмоциональная тональность последующих сцен: как если бы веселую мелодию пел пропитой, надтреснутый голос. Стук бильярдных шаров, прекрасно подобранный типаж лиц, мелькающих на втором плане, обрывки блатной речи, скудно освещенные коридоры ― все это дополняет картину.
На несколько минут в эпизодической роли проститутки появляется на экране актриса Арлетти (в будущем прославленная исполнительница главных ролей в фильмах Карне), уже неся с собой основную тему своего творчества ― тоску по живому человеческому чувству, скрытую за веселой развязностью и напускным цинизмом.
Пьер возвращается в «Пансион Мимоза», поддавшись не столько уговорам мадам Нобле, сколько шантажу Ромена, хозяина игорного притона. Атмосфера семейного благополучия, царящая в пансионе, выглядит теперь особенно нелепо и фальшиво.
Пьер работает агентом по продаже автомашин, но в жизни его занимают только две вещи: игра и мысли о Нелли. Едва у него освобождается немного времени, как он подыскивает партнера и начинает метать кости, а если партнера нет, он играет сам с собой. Ему удается вызвать из Парижа Нелли. Он хочет открыть собственную контору по продаже автомашин, и, чтобы приобрести необходимые ему деньги, он отправляется в игорный дом, рискует там огромной суммой, принадлежащей его хозяину, и проигрывает все.
Тем временем мадам Нобле сообщает в Париж Ромену, что Нелли находится в «Пансионе Мимоза». Ромен, который крепко держит Нелли в руках, приезжает и увозит ее.
Игра Франсуазы Розе, исполняющей роль Луизы Нобле, достигает большой психологической сложности. Луиза действует, повинуясь голосу ревности, но сама не сознает этого. Ей кажется, что она делает все в интересах своего крестника, маленького мальчика, за которым нужен глаз да глаз. Подобно тому, как несколько лет назад она отняла у него игрушечную рулетку, так и теперь она отнимает у него возлюбленную, «для его же блага». Но в глубине души она чувствует, что совершила непозволительное и, быть может, непоправимое. Поэтому она с такой тревогой ожидает возвращения Пьера. Весь эпизод их объяснения режиссёрски решён чрезвычайно сдержанно, с превосходным использованием деталей.
Мадам Нобле разговаривает с назойливой посетительницей; в глубине кадра проходит Пьер. Она продолжает разговор, но внутренне уже отсутствует, рассеяна, отвечает невпопад. Наконец отделалась от собеседницы и спешит в комнату Пьера. Он неподвижно сидит в кресле. Желая оттянуть минуту объяснения, мадам Нобле с преувеличенной тщательностью прикрывает дверь. Затем закрывает дверцы стенного шкафа. Потом идет через комнату и закрывает дверь на балкон. Эти машинальные ненужные жесты и соответствующая им ритмическая пауза создают напряженность ожидания. Двери закрыты, выхода не осталось, не осталось возможности дальше оттягивать решительный момент...
Узнав о проигрыше Пьера и видя его отчаяние, мадам Нобле решается на крайний шаг. Впервые в жизни она садится за рулетку. Ей кажется, что если она отыграет деньги, все будет спасено. Но слабый, развинченный Пьер не в силах устоять перед двойным ударом и принимает яд. И когда с кипами выигранных банкнот в руках мадам Нобле проходит в свою комнату, она находит его при последнем издыхании. Фильм заканчивается сценой, полной трагической иронии: умирающий Пьер принимает сидящую у его постели мадам Нобле за свою сбежавшую возлюбленную, а ворвавшийся через окно мистраль кружит и разбрасывает по комнате никому теперь не нужные деньги.
Образ мадам Нобле во многом перекликается с образом Бланш. Правда, внешний рисунок роли здесь совершенно иной: перед нами вполне «респектабельная» женщина, занимающая почтенное место в обществе, распорядительная и властная по отношению к жильцам и собственному мужу, с которым ее связывают чувства, состоящие наполовину из мещанской сентиментальности, наполовину из добропорядочного буржуазного лицемерия. Первый же эпизод фильма, рисующий обход мадам Нобле своих «владений», представляет ее нам как женщину, уверенную в том, что все вокруг устроено как нельзя лучше.
Душевные устремления мадам Нобле постепенно концентрируются на одном Пьере. Привязанность эта оттесняет все, что казалось столь важным, ― заботы о пансионе и деньгах, респектабельность слабохарактерного мужа. Но Пьер пошел «по плохой дороге»: он играет в карты, путается с дурными женщинами; для него невыносима атмосфера буржуазной добропорядочности. Мадам Нобле чувствует, как безвозвратно отдаляется от неё Пьер; она утрачивает почву под ногами и с этого момента становится похожей на Бланш. На лице актрисы вновь появляется выражение подавляемого страдания. Решение Пьера уйти из семьи рассеивает последние иллюзии мадам Нобле, тщетность которых она сама в глубине души чувствовала, но за которые цеплялась с тем большим упорством. Напрасно пытается она сохранить веселое выражение лица, как будто ничего не произошло: улыбка её становится жалкой, неестественной.
Тема духовного крушения человека в результате столкновения с жестокой реальностью ― вот что роднит образы Бланш и мадам Нобле. Отсюда известная общность в раскрытии не характеров героинь, а некоторых сходных процессов духовной жизни в сходных ситуациях. Связано это не с «инерцией образа» (как это нередко бывает), а с родственным характером сверхзадачи.