— Ваш Денис — невоспитанный ребенок! — скупо кивнув на мое «здрасьте», начинает наезд женщина. — Вы, как отец, должны принять меры. Его поведение вызывает опасения. Его надо к психологу срочно!
— Не понял. Можно конкретизировать. В чем, собственно, проблема? — не врубаюсь я, оглядываясь и не находя в кабинете «жертв с синяками».
— Проблема в том, что ваш сын подглядывает за девочками. И это в шесть лет! У него, скорее всего, какие-то отклонения. Вот, взгляните, это просто возмутительно! — последняя ее фраза уже звенит высокими нотами, от чего я морщусь, но фокусирую взгляд на брошенном ею на стол пухлом блокноте.
Взглянув на директора и получив утвердительный кивок, беру блокнот и начинаю пролистывать. Мать моя, женщина! Какие красивые рисунки! Действительно, девочки. Стройные силуэты в танце, во время перерыва, сидящие на полу. На некоторых страницах только фрагменты тел, но в одежде и все прилично. Я ошалело перевожу взгляд на Дениску, тот съеживается, в ожидании моего гнева. Но я начинаю улыбаться, чем вызываю недоумение учительницы и директора.
— Вы понимаете, что ваш ребенок… — набрав воздуха, заводит свою обвинительную шарманку преподаватель танцев.
— Талантлив! — заканчиваю я ее фразу, от чего она столбенеет и поворачивается к директору за поддержкой. Тот теребит усы и молчит, а я, не дожидаясь ее очередного выпада, продолжаю. — Прошу прощения, Денис больше не будет подглядывать. Обещаю, я приму меры.
— И к психологу его надо обязательно, — чуть успокоившись, советует мне женщина, а я, буркнув нечто подобное на «до свидания», увожу своего мелкого из кабинета директора.
По коридору школы идем молча. Слышу, как сын сопит, но не оправдывается.
— Ну и как это понимать, а? Ты зачем маме каракули рисовал? — уже устроив ребенка в машине, сажусь за руль и спрашиваю, взглянув на него в зеркало заднего вида. — Она ведь думает, что ты даже огурец толком нарисовать не можешь.
— Не хочу я рисовать ее глупые огурцы, — напыжившись, как воробей на жердочке, отвечает сын.
— Ясно, — улыбаюсь я. — Но в школе за девочками больше не подглядывай, договорились?
— Договорились, — вздыхает он.
— Если хочешь рисовать людей, найдем тебе этих, как их… моделей… э-э-э… позеров…, ну ты понял.
— Понял, — уже заинтересованно смотрит он на меня. — А мама ругаться не будет?
— Мама, думаю, обрадуется, — оптимистично подмигиваю я и мы уезжаем в сторону маминой работы.
Когда, через несколько минут мама, то есть моя жена, то есть Катерина Рузанова, запрыгивает в машину и с ходу целует меня в щеку, я загадочно улыбаюсь и озорно спрашиваю:
— Ну что, Катерина Андреевна, заведующая отделением живописи и рисунка, не распознали вы талант молодого дарования?
Она вопросительно поднимает бровь, а я вручаю ей пухлый блокнот. Она начинает листать, а я выруливаю на проспект, который ведет нас в сторону Дубравушки.
— Это кто нарисовал? — удивленно спрашивает заслуженная учительница живописи и рисунка, кстати, в новой, очень популярной Школе Искусств, перелистывая блокнот и возвращаясь на первые страницы, дабы лучше рассмотреть понравившиеся ей наброски.
— Догадайся с трех раз, — подтруниваю я.
Она бросает взгляд на заднее сиденье, где наш золотисто-кучерявый сынуля делает вид, что он вообще не при делах, потом смотрит на меня, потом снова на сына.
— Денис?.. — настороженно спрашивает она.
— Видишь ли, Катюша, это молодое дарование напрочь отказывается рисовать твои глупые овощи и настаивает на рисовании людей. Так что придется вам нанимать этих, как их… э-э… позеров…
— Натурщиков, Рузанов! — упрекает она меня в невежестве. — Хотя, можно и позеров — разница не велика… Денёчек, это точно, ты нарисовал? — она снова начинает листать блокнот.
— Точно он, — подтверждаю я. — И был взят учительницей танцев с поличным, за что меня пропесочили сегодня в школе. Так что, думай, Катерина Андреевна, как поддержать наше молодое дарование, чтобы его не арестовывали за тягу к прекрасному.
— Это здорово!!! — совсем не проникнувшись трагизмом ситуации со школьными разборками, радостно восклицает она. — Слушай, Кир, а может зря ты ему скрипку подсовывал, а? Попробуй дать барабаны, — заговорщицки шепчет она, наклоняясь ко мне.
— А что? Это — идея, — хохотнув, кошусь я на нашего отпрыска. — Я даже не удивлюсь, если сбацает нам сразу что-нибудь в стиле хип-хоп.
— Кстати, про барабаны — ты купил подарок для Мишкиной Машки? Она что-то у тебя по секрету просила, помнишь?
— Конечно купил. Еле в багажник поместился.
— А что там? — заинтересованно оборачивается жена, чтобы, видимо, просканировать содержимое багажника.
— Автомобиль, конечно.
— Кир, какой автомобиль? Она же девочка, — упрекает Катя.
— Покажи мне хоть одну девочку, которая не любит автомобили, — парирую я и хитро улыбаюсь.
— О-о, да, ты, Котяра, у нас знатный даритель автомобилей, — насмешливо хвалит она меня. — Думаешь, папа не догадался, откуда прибыл этот Фольксваген? Папа же следователь, Кир, он сразу просек, что машинка от тебя.
— А ты ему, главное, открытым текстом это не говори. Так, вроде, догадывается, но сомнения еще есть. Принял же и ездит. А если скажешь — заартачится. Ты же своего папаню знаешь — горазд рубить с горяча. А мне надоело смотреть, как любимая теща трясется в электричках.
Так за разговорами и не замечаем, как подъезжаем уже к воротам Дубравушки. Из открытого шатра ресторана до нас доносится музыка, а когда паркуемся, вижу Мишу, на руках которого гусеницей выворачивается его маленькая дочка Машка. Ей не терпится получить подарок.
Вы ходим из машины и я ловлю бегущую ко мне голубоглазую светловолосую мелкую копию Миши, подбрасываю ее, поздравляю с Днем Рождения. Она радостно визжит и хохочет, а Катя открывает багажник нашего внедорожника и ошалело восклицает:
— Точно, автомобиль! Абалдеть!
Да, Мишкина Машка — вертолет еще тот и в ее пять лет уже затребовала средство передвижения. А я, как самый любимый ее волшебный дядя Киил, с радостью выполняю все ее желания. Разбалываю, конечно. Но разве можно отказать этому прекрасному «чудовищу»? Тем более, что я давно слыву, как «знатный даритель автомобилей».
На шум и визг счастливой именинницы к нам сбегаются гости. Света с Пашей, который уже подрос и косит под тинэйджера, шоркая по-модному драными кедами. За ними Варя с Герасимом, на руках которого трехлетние мальчишки близнецы. Ну и, конечно, генерал с моей любимой тещей. Кстати, генерал зарыл-таки топор войны и радуется вот таким праздникам вместе с нами, но иногда все-таки настороженно поглядывает на меня, не иначе, как саблю точит в подвале.
И все эти родные мне люди радостно встречают меня. Моя любимая Катюша со мной, смеется, обнимает и целует в щеку. Мой шалопай сын, хоть и охламон, но я им горжусь и обожаю его. Вот оно, счастье, о котором мечталось. Вот ради чего стОит жить, волноваться, трудиться бессонными ночами, принимать на себя ответственность и мужественно переносить невзгоды.
И нет ничего прекраснее в Мире, чем дарить этим людям счастье. И они благодарят меня теплом своих сердец, радостными улыбками и объятиями. И не было бы этого ничего, не случись однажды Мухтару расплатиться за свой карточный долг таким необычным и диким способом…
А я, когда наобнимался со всеми, вдруг думаю о том, что надо бы поблагодарить как-нибудь того, джигита, едрён-батон, за то, что однажды взбрела ему в голову дикая мысль привезти в мой номер «…сладкую Конфетку для Кирилл-джан…» Хотя… нет, перебьется, о долге его я уже семь лет, как не вспоминаю — вот и пусть радуется.
И если уж кого-то благодарить, то…
В этот момент чувствую, что кто-то улыбчивый смотрит на меня откуда-то из облаков. Поднимаю глаза к небу.
— Благодарю тебя за наше счастье… — тихий шепот срывается с моих губ.