Не из Нового только, но и из Ветхого Завета можно заимствовать достаточное утешение. Так, когда ты слышишь об Иове, который после потери имущества, после погибели стад, потерял не одного, двух, или трех, а целый сонм детей в самом цветущем возрасте, при таких душевных добродетелях, то хотя бы ты был слабее всех, можешь легко ободриться и сделаться терпеливым. Ты, человек, по крайней мере, находился при больном сыне, видел его лежащим на одре, слышал последние слова его, присутствовал при последнем вздохе, закрыл ему глаза и заключил уста; он же не присутствовал при своих детях, когда они испускали дух, не видел их при смерти, но одним гробом послужил для всех их дом, и на одну и ту же трапезу излился их мозг вместе с кровью, - и бревна, и черепицы, и пыль, и раздавленные тела, все смешалось вместе. Однако и после столь многих и столь великих зол он не плакал и не роптал, но что говорил? "Господь дал, Господь и взял; [как угодно было Господу, так и сделалось;] да будет имя Господне благословенно!" (Иов. 1:21). Эти слова будем говорить и мы при всех обстоятельствах, случающихся с нами; случится ли потеря имущества, болезнь телесная, обида, клевета, или какое-нибудь другое из человеческих бедствий, будем говорить: "Господь дал, Господь и взял; [как угодно было Господу, так и сделалось;] да будет имя Господне благословенно!". Если мы будем так любомудрствовать, то никогда не потерпим никакого зла, хотя бы испытывали бесчисленное их множество, но произойдет больше пользы, нежели вреда, больше благ, нежели зол; этими словами ты сделаешь милостивым к тебе Бога, и отразишь насилие врага. Как только язык произносит эти слова, тотчас отбегает диавол; а когда он отбегает, тогда удаляется и облако печали, вместе с удалением его рассеиваются и прискорбные наши помыслы; и кроме всего этого ты приобретешь все блага и здешние, и небесные. Верный пример этого в Иове, в апостолах, которые, презрев для Бога здешние бедствия, получили вечные блага. Будем же покорными, и станем радоваться всему случающемуся и благодарить человеколюбивого Бога, чтобы нам и настоящую жизнь провести благополучно, и сподобиться будущих благ, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава, честь и держава всюду, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.
[1] Здесь Златоуст соединяет два случая исцеления: с дочерью хананеянки и с отцом другого беснующегося.
[2] С греческого текста Нового Завете точный перевод слов "???? ??? ??????????" - "об усопших", а не "о умерших", как в славянском и русском синодальном переводах.
БЕСЕДЫ О НАДПИСАНИИ КНИГИ ДЕЯНИЙ
БЕСЕДА о тех, которые не пришли в церковное собрание; о том, что не должно оставлять без внимания надписания божественных писаний; о надписи на жертвеннике и о новопросвещенных
Этой беседой начинается ряд бесед, всего пять, по вопросу о надписании книги Деяний; в первой из них говорится о самом заглавии книги, во второй - об авторе, в третьей - о начале книги и о различии между действием и чудом, в четвертой - о пользе чтения Св. Писания, в пятой - о том, почему книга Деяний Апостольских читается в Пятидесятницу. Вторая из этих бесед дошла до нас лишь в недостаточном и даже искаженном виде, почему она и отнесена бенедиктинскими издателями к концу III тома.
1. Что это? Чем далее простираются у нас праздники, тем малочисленнее делаются собрания. Но не будем нерадивыми мы - присутствующее; собрания делаются меньшими по количеству, но не меньшими по усердию, меньшими по числу, но не меньшими по расположению. Они делаются меньшими, "дабы открылись между вами искусные" (1Кор. 11:19), для того, чтобы мы узнали - кто приходит в годовой праздник по привычке, кто по расположению к божественным изречениям, кто по желанию слушать о духовных предметах. В предыдущий воскресный день весь город быль здесь, ограды были наполнены, народ уподоблялся волнам, приливавшим и отливавшим; но для меня ваша тишина вожделеннее тех волн, для меня ваше спокойствие достопочтеннее того шума и смятения. Тогда можно было считать присутствовавшие тела, а теперь - души, исполненные благочестия. Если бы это собрание, малочисленное и состоящее больше из бедных, и то собрание, многочисленное и составленное больше из богатых, - если бы оба эти собрания кто-нибудь захотел положить на весы для взвешивания, то нашел бы, что первое имеет перевес. Вы меньше по количеству, но, достопочтеннее по усердию. Так бывает и с взвешиваемыми вещами: если бы кто, взяв десять золотых статиров, положил их на одну чашку весов, а на другую чашку сто медных монет, то сто медных монет перетянули бы весы на свою сторону; но десять золотых по превосходнейшему свойству своему имеют перевес над ними, как важнейшие и драгоценнейшие по существу своему. Так немногие по числу бывают драгоценнее и полезнее многих. Но что я представляю вам примеры от обыкновенных предметов, когда нужно привести изречение Божие, свидетельствующее об этом? Что же говорится в нем? "Лучше один праведник", творящий волю Господню, "нежели тысяча грешников" (Сир. 16:3). Бывает, подлинно часто бывает один человек равноценен тысячам. И что я говорю: один человек бывает равноценен тысячам? Бывает важнее и достопочтеннее и самой вселенной. Свидетельство на это я представлю из слов Павла. Упомянув о людях бедных, гонимых, оскорбляемых, угнетаемых, он говорит так: "скитались в милотях и козьих кожах, терпя недостатки, скорби, озлобления; те, которых весь мир не был достоин" (Евр. 11:37,38). Что говоришь ты? Ужели мир не стоил их, терпевших лишения и озлобления и не имевших отечества? Разве ты не видишь, сколь немногих ты противопоставляешь столь многим? Вижу, говорит, потому и сказал я, что "мир не был достоин" их. Я хорошо знаю свойства этих монет. Поставив землю и море, царей и правителей, и вообще весь род человеческий, и противопоставив им двух или трех бедных, я смело могу сказать, что эти бедные весят больше. Они были изгоняемы из отечества, но имели отечеством горний Иерусалим; они проводили жизнь в бедности, но были богаты благочестием; они были ненавистны людям, но любезны Богу. Кто же это были? Илия, Елисей и все подобные им. Не смотри на то, что они нуждались в необходимой пище, но на то, что уста Илии заключили и отверзли небо, а милоть его обратила назад Иордан.
Представляя это, я и радуюсь и скорблю: радуюсь о вас, присутствующих, а скорблю о тех, не присутствующих; очень скорблю, печалюсь и сокрушаюсь сердцем. И кто из людей самых нечувствительных не станет скорбеть, видя, что дела диавола удостаиваются большей ревности? Между тем, если бы они удостаивались даже равной ревности (с делами благочестия), и тогда не было бы нам никакого прощения, никакого оправдания; а когда они удостаиваются гораздо большей, то какое остается нам оправдание? На зрелища приглашают каждый день, и никто не ленится, никто не отказывается, никто не ссылается на множество занятий; но, как готовые и свободные от всякой заботы, бегут все: ни старец не стыдится своей седины, ни юноша не боится пламени своей природной похоти, ни богатый не опасается унизить свое достоинство. А когда нужно идти в церковь, тогда, как бы нисходя с какой-либо высокой степени и унижая свое достоинство, он медлит и идет лениво и потом надмевается, как будто он сделал какое-нибудь одолжение Богу; в театр же где он видит и слышит развратное, спешит, не думая унизить ни себя, ни свое богатство, ни благородство. Желал бы я знать, где теперь те, которые в тот день беспокоили нас, - потому что присутствие их было причиною беспокойства; желал бы знать, что они делают, какое дело, более необходимое, чем занимающее теперь нас, заняло их. Но никакого у них нет занятия, а одно только тщеславие. Что же может быть безумнее этого? Для чего ты, человек, высокомудрствуешь и думаешь, что делаешь нам одолжение, если, пришедши сюда, бываешь внимательным и слушаешь то, что относится к спасению твоей души? Для чего это, скажи мне? И чем ты превозносишься? Богатством? Шелковыми одеждами? А того не подумаешь, что они - пряди червей и изобретения иноплеменников; что их употребляют и блудницы, и развратники, и расхитители гробниц, и разбойники? Познай истинное богатство и оставь эту надменную и пустую гордость; размысли о тленности своей природы. Ты - земля и пыль, пепел и прах, дым и тень, трава и цвет травный. И такою природою, скажи мне, ты гордишься? Что может быть смешнее этого? Но ты начальствуешь над многими людьми? А что пользы в этом, когда ты, начальствуя над людьми, сам пленник и раб страстей? Как если бы кто-нибудь дома подвергался побоям и получал раны от рабов, а вне, по выходе на площадь стал гордиться начальством над другими, - так и тебя бичует тщеславие, наносит тебе раны распутство, ты - раб всех страстей, и ты гордишься, что начальствуешь над своими соплеменниками? О, если бы ты действительно начальствовал над ними, был равным им по чести!