Они оказались вдвоем за длинным дубовым столом. Свечи загоняли темноту в углы, пламя их плясало от сильного сквозняка.
– Жаль, что не получилось устроить вам лучшего приема, – сказала Юлия с другого конца стола. Рудый пришел от камина, где грел свои старые бока, посмотрел жалостливо.
– Я просто рад быть дома, – тихо сказал Стефан. – Лучшего приема мне не надо.
– Я тоже очень рада, что вы смогли приехать домой. – В гулкой тишине голос ее прозвучал почти торжественно, церемонно. Несмотря ни на что, церемонности Стефан от нее не ждал, и ему стало не по себе. Вечер за окнами был густо-черный, не похожий на разбавленные сумерки Цесареграда.
– Расскажите мне новости, – попросил Стефан.
– Да что у нас за новости? Поверьте, за годы, что вас не было, немногое изменилось. Да и не мне рассказывать вам главное…
Они замолчали. Буря, кажется, унималась, ветер в трубе стенал уже не так протяжно. Старый Дудек прибрел, пошаркивая, подбросил дров в камин, обернулся к Стефану и одобрительно цокнул языком. Ядзя без всякой просьбы принесла тяжелый шершавый кувшин сливовицы и две рюмки. Юлия, как хозяйка, первая подняла свою.
– За ваше возвращение, Стефан, – сказала она мягко и чуть прикрыла глаза, глотая.
Раньше Стефан поморщился бы, осушив рюмку, а то бы и вовсе прослезился. После остландской рябиновки напиток казался не таким крепким – но резкий, искрящийся вкус вдруг вернул Стефана домой. Он новым, потеплевшим взглядом обвел темные стены, портреты в потускневших золоченых рамах, разошедшийся огонь в камине. Рудый у ног пошевелился и тявкнул, будто заметил перемену в настроении хозяина.
– Лучше скажите, как ваше здоровье…
– Все хорошо, – ровно ответил Стефан.
– Мы тревожились за вас. Там ведь… никто не знает о вашем недуге, и помочь некому…
Только в его семье могли, пожалуй, называть это проклятие недугом.
– Да, вот еще, – сказала Юлия. – Как только мы узнали, что вы приезжаете, пан Войцеховский попытался напроситься в гости. Уж как ваш отец его ни отваживал…
Стефан помрачнел.
– Пан Войцеховский все так же молодо выглядит?
Юлия быстро посмотрела на него и потянулась поправить свечу.
– Все так же…
Пан Войцеховский, насколько Стефан помнил, ничуть не постарел с тех пор, как пришел к отцу в гости и увидел маленького Стефко.
«Ты и есть старший сын князя Белты?» – Над ним возвышался очень аккуратный и приглаженный человек, с гладкими щеками и волосами, крепко затянутыми в хвост. – А я буду друг твоей матери. Ласло Войцеховский. Ну, приятно познакомиться».
Стефан тогда уже четко подумал, что этот пан матери вовсе не друг. И еще ему было не по себе, потому что он не мог понять, сколько этому человеку лет. Уже потом он услышал, что Войцеховский называет себя принцем крови. Рода он, без сомнения, был высокого, но принц… Стефан тогда не понял; а странный пан скоро уехал.
Но, видно, вовсе Стефана не забыл…
Много же их явится поглядеть на князя Белту. Будто на диковинную зверушку. Ручную зверушку остландского цесаря.
– Пани Агнешка плакала ночью, – сказала Юлия, потупившись. – Ее в последнее время совсем мало видели. Так, бывало, платье мелькнет на верхней галерее… А недавно я после вечерней молитвы из часовни возвращалась… смотрю, она сидит на лестнице, плачет… Я и спросила – мол, горе будет, пани Агнешка? Она не ответила, пропала. А потом всю ночь рыдала – все слуги слышали. Стефан… Вы думаете, все повторится?
– Почему нет, – ответил он жестче, чем хотелось. – Семь лет прошло, мертвых давно оплакали, зато дети их подросли…
– Пора новые гробы сколачивать, – с горечью кивнула Юлия. Оба они замолчали, Стефан подумал, что, возможно, приехал зря.
– Оборотень еще, княжич, – проскрипел от камина старый Дудек. – В деревне порвал уже троих, мужики выходили его искать, да не нашли, охотники лес объездили – как провалился, гнилое семя…
– Ваш отец уже не в том возрасте, чтобы травить оборотней, – сказала Юлия, будто извиняясь.
– Я этим займусь, – сказал Стефан. – Это, в конце концов, и моя обязанность.
Вся его жизнь в Остланде казалась далеким прошлым. А в настоящем было: влажный ночной лес, лихорадочные огни, лай собак и запах охоты в воздухе.
Запах крови.
Они выехали, когда отзвучали над поместьем последние вечерние колокола. Кто-то из крестьян сказал, что видели, будто волк побежал к окраине, к старой церкви. Церковь эту разрушили во время давней войны, а когда собрались отстраивать, на священника упал колокол и убил. Это сочли плохим знаком, ушли в другое место и заложили новую. А в развалинах старой, говорили, водилась нечисть. В темноте от развалин исходил неясный зеленоватый свет. Стефан жестом утихомирил охотников, вслушался, вдышался в воздух. Раньше собак он понял, что след, пахнущий луной, уводит в лес. Свежий след…