Крем такой лёгкий, воздушный и пахнет просто обалденно — опускаю указательный палец свободной руки в невесомое облако и растираю ароматную субстанцию по раненому запястью. Кожа начинает сильно щипать, но это всё мелочи, когда на кону твоя свобода и жизнь твоего маленького сына.
После запястья смазываю всю ладонь, наношу много, не жалея, рука уже лоснится, но я мажу ещё и ещё. Когда ладонь становится неприятно скользкой, вытираю другую руку прямо о покрывало и пытаюсь стянуть железный обруч с руки. Почему-то мне казалось, что с помощью крема всё будет просто и легко, но увы, наручник намертво застопорился у основания кисти, и никакой крем не мог сдвинуть его ниже даже на паршивый миллиметр.
Слишком туго! А ведь если бы я вчера была умнее и не истерила как ненормальная, то шанс выбраться бы был! Вчера Кай пристегнул их совсем слабо, железо едва касалось кожи, а теперь… Да, не факт, что получилось бы, ну а вдруг… но сейчас это точно бесполезная трата времени и драгоценных сил.
Бессмысленно! Вся вот эта моя мышиная возня — предсмертные конвульсии умирающего.
Швыряю на пол наполовину использованную банку и вытираю позорно набежавшие слёзы отчаяния. Хрен там я хоть когда-нибудь выберусь отсюда! Я сдохну здесь, на этой самой кровати!
Мне тридцать один год, и я ничего не могу сделать с двадцатилетним сопляком! Совсем ничего. Я бессильна, словно новорождённый младенец!
— Ублюдок! Сраный молокосос!!! Иди сюда!!! — ору что есть силы, втягивая носом солёную воду и размазывая по щекам слёзы. — Иди сюда! Иди, мать твою, сюда! Хватит дрыхнуть!!! — словно умалишенная стучу наручником по спинке кровати, сдирая по новой многострадальное запястье. Я дёргаюсь в агонии ненависти и бессилия так самозабвенно, что даже не слышу скрежет засова, не слышу, как отворяется дверь. Не слышу, как он входит в комнату и с ледяным спокойствием смотрит на устроенное в честь него представление.
— Шестой час. А ты ранняя пташка. И очень шумная, — сладко зевает в кулак.
— Я убью тебя! — шиплю, глядя на него исподлобья. — Видит Бог, дай мне сейчас в руки мачете, я не раздумывая разрублю тебя на мелкие куски, а член, которым ты так гордишься, затолкаю в задницу. Тебе же.
— По-моему, ты уделяешь слишком много внимания моему члену. Но не скрою — мне приятно, — сонное лицо озаряет добродушная улыбка.
Он одет во вчерашние джинсы и чёрную мятую футболку с очень глубоким, модным сейчас вырезом. Лощёный пижон. Больной на голову ублюдок.
Я смотрю на него и в который раз поражаюсь, как в такую красивую голову могли прийти такие бредовые мысли, как приковать человека наручником к кровати. Это же ненормально! Это же выходит за все рамки допустимого! Почему он ведёт себя так, словно он, едва оперившейся молокосос, господин этого мира?
Ступая босыми ногами по мягкому ковру, господин подходит ближе и садится по-турецки напротив меня прямо на пол. В руках откуда ни возьмись появляются зажигалка и сигарета. Чуть склонив голову набок и прищурив левый глаз, он высекает огонь и с наслаждением затягивается, выпуская в мою сторону густой клуб ядовитого дыма.
— Ну и чего ты так орёшь? — немного устало спрашивает он и снова глубоко затягивается. — Тебя кто-то бьёт?
Его спокойный тон молниеносно сбивает меня с толку.
— Не-ет…
— Насилует? Истязает? На тебя кто-то травит бешенных псов? Или пытает раскалённым железом?
— Нет…
— А чего ты тогда так орёшь? — повторяет он свой вопрос, и я почему-то вдруг начинаю ощущать себя до невозможности глупо. Вот так просто, по щелчку пальцев.
— Ты приковал меня наручниками… по-твоему, это нормально? — блею, словно оправдываясь за шум.
— Я же сказал, зачем я это сделал, — он выдыхает две сизых струйки дыма через нос и смотрит на меня очень серьёзно. Осуждающе. — Так надо, Натали. Поверь, мне неприятно видеть тебя такой, но иначе пока никак. Сначала ты должна привыкнуть.
— К чему привыкнуть?
Затяжка. Облако дыма.
— Ко мне.
Часть 10
"Ко мне". Так просто. Так буднично.
У меня нет слов. Я растерялась и, что хуже всего, от недавней агрессии не осталось и следа. Апатия явно не помощник пленнице, но я ощущаю сейчас именно её. Я больше не хочу кричать и ругаться, не хочу тратить нервы. Он пришёл и виртуозно заставил меня устыдиться своих истеричных выпадов. Хотя я имею право злиться и посылать его к чертям! Имею! Но… он пришёл, и внутри меня словно переключился тумблер.