Ну, может быть, и не холодно, но ноябрьский ветерок обжигал, гоняясь за солнечным светом снаружи. Я потёрла озябшие пальцы и с тоской вспомнила о тёплых деньках. Я бы лучше вспотела и перегрелась, чем замёрзла.
По крайней мере, так я говорила себе сейчас. Стоит дождаться середины лета. Тогда я, вероятно, запою иначе.
Я оглядела знакомое пространство и провела пальцами по прохладным поверхностям и гладкой стали. Это будет один из последних визитов, когда я буду стоять внутри фургона, и не только потому, что зима уже почти наступила.
Я продала "Гурманку".
Я даже не могла в это поверить.
Но после долгих раздумий, размышлений и многих-многих деловых встреч мы решили, что так будет лучше.
Мы решили отказаться от фудтрака и "попробовать водичку" в ресторанном бизнесе. Или если быть точнее, мы с головой окунулись в ресторанный бизнес.
Киллиан и я.
Я улыбнулась своему расплывчатому отражению, не в силах поверить в это даже спустя столько времени.
Мы с Киллианом открывали ресторан. Мы с Киллианом съехались и стали жить вместе. Мы с Киллианом были... вместе.
И никогда ещё я не была так счастлива.
Или, никогда ещё не чувствовала себя такой целой.
Оказывается, я всё-таки не была такой тряпкой. Мне просто нужны были правильные отношения, чтобы подтолкнуть меня. Мне нужен был правильный мужчина, чтобы бросить мне вызов.
Было легко противостоять Киллиану. Не потому, что меня не волновали его чувства или то, что он думал, а потому, что я была уверена, что он заботится обо мне, что не оставит меня из-за глупой ссоры или моего непоколебимого мнения о том, как должна быть заполнена посудомоечная машина.
Я сопротивлялась, потому что он был важен для меня. Я не просто выживала вместе с ним. Я жила, действительно, по-настоящему жила.
И потому что это странным образом заводило его.
Дверь открылась, и в кабину вошёл Ванн, а за ним и папа.
— Привет, малышка, — мягко поздоровался папа. — Как поживаешь?
Я посмотрела на бутылку вина в руке Ванна.
— Теперь, когда вы здесь, мне уже лучше.
Папа провёл пальцами по матовой стене.
— Трудно поверить, что ты уже отправила фургон в новый путь. Кажется, что он только сейчас стал частью нашей семьи. А теперь я должен попрощаться.
Ванн внёс свою лепту.
— Да, мы все будем скучать по тем ночам, когда ты заставляла нас много работать и не платила.
Я пристально посмотрела на брата.
— Неужели вам так трудно было сидеть у окна и принимать заказы? Очень трудно?
Он сердито посмотрел на меня, но тут вмешался мой отец и сказал:
— Ну, Вера, ты же знаешь, что он более чувствителен, чем ты.
Я подавила улыбку, пока мой брат размышлял о том, чтобы упасть на бутылку вина, как меч. Мой отец продолжил говорить, ничего не замечая.
— Я должен был купить фургон, — сказал он. — Я мог бы попробовать свои силы во всей этой кулинарной истории. Ездить на нём по всей стране. Ну, знаете, дожить до пенсии в дороге.
Мы с Ванном обменялись взглядами. Облегчёнными взглядами. Было приятно снова услышать, как папа говорит о будущем. Он прошёл через ад с этим раком и поплатился за это своим здоровьем. Он был практически измождён от того, так как сильно похудел. Он перестал быть похожим на нашего отца и стал хрупким... старым.
Моё сердце разрывалось, когда я видела его сейчас, тень его прежнего "я". Но я также знала, что он наконец-то достиг той точки, когда может начать восстанавливаться, набирать вес. Благодаря операции у него больше не было рака! Лучшей новости, чем эта, ещё не было.
Дверь снова открылась, и Ванн с папой отошли в сторону, пропуская Молли внутрь. В руке она держала бутылку шампанского.
— Что это? — спросила я её.
— Будем праздновать, — она подняла бутылку вверх. — А разве не надо разбить её о бок фургона перед продажей?
Я на секунду уставилась на неё, пытаясь решить, шутит ли она.
— Думаю, это относится к кораблям. Прежде чем отправить их в плавание. А не во время их продажи.
Она обняла бутылку.
— Уупс!
Дверь снова открылась, и в кабину вошёл Уайетт. Теперь внутри было так тесно, что нам всем пришлось разойтись по помещению. Надеясь освободить больше места, я скользнула на стойку и стала болтать ногами.
— Я и не думала, что у нас будет вечеринка.
Уайетт улыбнулся и подошёл к Молли.
— Мы все хотели попрощаться. Я буду скучать по этому фургону. И вот скажи мне, где теперь я буду брать поздний ужин?
— Теперь ты главный повар, хвастун. У тебя не будет времени на поздний ужин.