Он ахнул и в неверии покачал головой, широко раскрыв глаза.
— Этот магазин — моя жизнь, — он многозначительно оглядел блестящие поверхности моего отчаянного бизнес-предприятия. — Кроме того, кто бы говорил.
— Эй, я ещё пока не трудоголик! Дай мне ещё хотя бы три дня, и уж потом начнёшь сыпать обвинениями.
Его губы дрогнули в улыбке, которую он не хотел показывать.
— Хорошо, ты можешь стать моим учеником на день. Я покажу тебе, как лучшие трудоголики делают перерывы на обед.
— Серьёзно?
Он дёрнул подбородком в сторону стоянки.
— Ты — шеф-повар. Ты уж точно не можешь заморить себя голодом.
— Я руковожу фудтраком, — я схватилась за край стойки из нержавеющей стали и с силой сжала. — Я собираюсь управлять фудтраком, — исправилась я. — По сути, я фритюрье1. И вряд ли достойна звания шеф-повара. И я могу голодать. Я с легкостью могу умереть с голоду.
Его обычно напряжённые серые глаза смягчились. Ванн терпеливо вздохнул, и это было настолько нехарактерно для него, что мои внутренности стали мягкими от сестринской любви.
— Они будут любить тебя, Вера. И твой фургон. И твою потрясающую еду. Это блестящая идея.
— А если нет? Если я потерплю неудачу?
— Не потерпишь, — пообещал он. — Кроме того, я буду посылать к тебе всех своих клиентов. Гарантированный бизнес.
Я фыркнула, улыбка наконец появилась на моём лице после того, как я осознала, что мой фургон стоит через дорогу от "Лилу".
— Твоя толпа любителей хрустящих мюсли вряд ли идеальна клиентура для меня, Ванн. Кроме того, работать я буду в другое время, помнишь? Вот почему всё это работает.
Его губы подёрнулись в редкой улыбке.
— Эй, даже любители хрустящего мюсли и защитники природы иногда пьют слишком много. Мы даже иногда задерживаемся допоздна. Иногда за полночь.
В притворном удивлении я пошире распахнула глаза.
— Не может быть, Ванн! За полночь? Даже представить не могу. Это просто... безумие. Ты действительно живёшь на грани.
Его улыбка исчезла, а голос стал ровным, он снова вернулся к роли супер серьёзного старшего брата, которого я знала и любила.
— Я пересмотрю свою готовность угостить тебя обедом.
— Ты платишь?
Я схватила сумочку с небольшой полки над головой и последовала за ним к двери. Остановившись, чтобы закрыть за собой дверь, я добавила:
— Тебе стоило с этого начать.
— Подожди! — Молли остановила меня, я ещё пока держала ключ в засове. — Мне нужно убрать кисти.
Она уже убрала ярко-красные краски и позаботилась о своей палитре, но её кисти всё ещё блестели малиновым. Я скептически посмотрела на них.
Она глубоко вздохнула.
— Обещаю не запятнать твоё первозданное святилище. Серьёзно, Вера!
Она указала на вывеску, которую только что нарисовала для меня — бесплатно, — затем раздражённо помахала своими дорогими кистями.
— Не накапай, — строго предупредила я её.
Она закатила глаза, но послушно кивнула.
— Обещаю оставить всё таким же блестящим и новым, каким сегодня увидела.
Я снова открыла дверь и распахнула её перед ней. Она протиснулась мимо меня, не дожидаясь, пока я спущу внешнюю ступеньку, так что её подъём в фургон был неуклюжим и невпопад. Она, казалось, ничего не заметила.
— Дааа, — пробормотал Ванн. — А я-то думал, что я одержим навязчивыми идеями.
Я повернулась и бросила на него злой взгляд.
— Я думаю, она могла бы помыть кисти в твоём магазине.
Он съёжился, поняв мою точку зрения.
Мой брат был таким же педантичным, как и люди с обсессивно-компульсивным расстройством. Мы были продуктами своего окружения. И под этим я подразумевала, что воспитывал меня отец-одиночка, который едва помнил, как пользоваться посудомоечной машиной, не говоря уже об уборке ванных комнат, одежды или чего-то ещё. Мы с Ванном покинули наш отчий дом, отчаянно нуждаясь в порядке и хорошей гигиене. Мы были полной противоположностью папе.
Но не со зла.
Мы безумно любили отца. Он пожертвовал всем ради нас, а потом сумел вырастить нас достойными, успешными взрослыми. По крайней мере, так он воспитал Ванна. Я всё ещё была под властью морской болезни на движущемся взрослом корабле. Но я надеялась, что скоро папа будет мной гордиться.
Очень скоро, так как времени у меня было в обрез.
Звук двигателя прервал наш тихий день, рыча через площадь. Большая часть центра города была оживлённой смесью улиц с односторонним движением и непрерывным потоком транспорта, но центральная улица, с её границей из кирпичных промышленных зданий, превращенных в модные лофты и высококлассные предприятия, была самой оживлённой частью.