Попал в Москву… 95 год – смутное время для армии, и хорошо развитая дедовщина. Но, тем не менее, командиры все-таки служили и порядок держали. А я старался избегать конфликтов, хотя и не всегда получалось. Главное: органы на месте и кости целы.
А вот переоценка опыта в новой реальности происходила мощно. Совсем неожиданным для меня стало первое письмо от мамы, вызвавшее эмоциональный срыв. Слезы залили все письмо, текст размывался, и я его кое-как прочитал. До сих пор не могу вспомнить, что там было написано.
Говорят, что в армии, как себя поставишь, так и будешь жить. Я с этим не соглашусь. Армия – это как крайность, в которой проявляется истинная суть человека. Если был «гнилым» на гражданке, то «гниль» все равно проявится. Если был наглым, то наглость и проявится.
Я же был готов к подобному: 7 лет интернатовской жизни сформировали определенный стереотип поведения. И при унижении «дедами» я спокойно относился к обстоятельствам, понимая, что это не лучший способ подавить младшего и показать свою крутизну. Поэтому, я не обижался и не злился на «дедов», и мести не хотел. Как-то больше пытался создавать хорошие отношения.
Но сильнее меня привлекали «деды», возвращавшиеся из боевых действий, из Чечни. Мне казалось, что им очень повезло, что они герои и им есть, чем гордиться. Хоть нас и пугали, что это самые злостные «деды», и держаться от них нужно подальше, я все-таки старался приблизиться и узнать больше о войне, о Чечне.
В Москве я не успел дождаться младшего призыва – добровольно улетел в Чечню. И в какой-то степени я оказался в своей реальности. Грязь, палатки, костры, каша, автомат под рукой, техника – реальные условия боевых действий.
С «дедовщиной» здесь оказалось проще, хотя нас и пытались в начале запугать. Выход нашелся быстро: я помог отремонтировать Камаз-бензовоз и стал стажером «деда».
Потом был первый обстрел. Сильно испугаться не успел, но все-таки жизнь близких мне людей успела мелькнуть в голове. В тот момент, я больше наблюдал за майором, который под свистом мин шел по территории и разгонял растерявшихся «воинов». Меня такое бесстрашие больше впечатляло, чем сам обстрел.
Это уже потом, когда все закончилось, полезли осознания и страхи. На начало обстрела я стоял на посту артбазы. И как только все началось, я, испугавшись покинуть пост, спрятался под рядом стоящих ЗИЛ-водовоз. Если бы хоть осколок от мины попал в снаряды артбазы, то от меня бы ничего не нашли. И тогда я впервые осознал смысл рождения в рубашке. После этого я стал более осознанно относиться к боевым действиям – мой поиск героизма отошел на второй план.
И здесь я встретил младший призыв, но так никого и не ударил, и не унизил. Мне было легче по-человечески попросить или договориться что-либо сделать, чем заставлять и унижать. Потом вернулся в Москву и уже столкнулся с полным составом младших.
Помню один случай. Я задремал в роте на подоконнике и вдруг получаю «лобаря» (ладошкой в лоб). Открываю глаза и вижу молодого. Я сначала не понял, с чего вдруг он решился на такой шаг. А потом увидел своего «друга-чеченца», который так и хотел, чтобы хоть раз, но я ударил младшего. Разбираться пришлось с другом…
Ненавижу, когда людей заставляют делать что-то против их воли. Я в интернате все это пережил. Я только один раз бился с младшим себя на один год. И в этом бою, ребята, старше меня на три года, заметили боксерские качества. Вот с ними я потом и бился в кровь (как бы они меня тренировали). Я несколько раз был в нокауте, но это было не стыдно, это было гордо. Биться с теми, кто сильнее тебя – это достойно.
Но еще больше меня раздражает, когда унижают людей, чтобы над ними поглумиться. Я так и не могу этого понять и принять. Но, зато я уяснил: сила может творить мир. Она может сдерживать агрессию, она может влиять на страх агрессора, давая жить спокойно другим людям.
И младшие в интернате, и младшие в армии – это было для меня одно и то же. За полтора года службы я два раза прошел через «дедовщину» (постоянное место дивизии и горячая точка), и на младший призыв я смотрел, как на своих воинов, а не как на рабов. Внутри меня всегда работала суть Александра Суворова – маленькая книжка из детства, сформировавшая позицию и отношение к армии.
Я любил и люблю армию, какой бы она ни была. Армия сформировала новый опыт, который часто выручает меня в жизни. Это отличный инструмент для развития личности, если им грамотно пользоваться. К сожалению, на тот момент я этого не понимал, и не полностью воспользовался такой возможностью.
Возвращение в старую-новую реальность