Август кивнул, не в силах сказать хоть что-то. Охранник снова вставил ключ в скважину, повернул его, затем подергал дверь, чтобы убедиться, что она надежно закрыта. И только когда окончательно затихли его удаляющиеся шаги, Август решился повернуться к молчаливой фигуре, сидевшей на краю убогого ложа, занимавшего всю стену крошечной камеры.
Эйлиш даже не подняла глаз. Она сидела неподвижно, словно восковая фигура, уставившись на судорожно сжатые в молитвенном жесте руки. На ней было простое серое платье с пуговицами до самой шеи, которое ей выдали в тюрьме, а белокурые волосы спутанной массой падали на плечи. Оливер тяжело вздохнул. Сделал шаг к девушке, еще один, но она так и не взглянула на него. Создавалось впечатление, что она где-то далеко от всего плохого и хорошего.
― Эйлиш… ― услышав свое имя, девушка вздрогнула и подняла голову. ― Эйлиш, любимая…
― Оливер? ― едва слышно промолвила она. ― Возможно ли, что это действительно ты?
Она смотрела на него с полуоткрытым ртом, затем посмотрела на Августа и что-то в выражении их лиц убедило ее в том, что это не сон. Наверняка Оливер в ее снах никогда не появлялся облаченным в сутану. Она медленно встала, нервно сглотнула.
― Не могу в это поверить... Это не можешь быть ты… Я думала, что ты больше никогда не захочешь знать…
Прежде, чем она сказала что-либо еще, Оливер обнял ее с такой силой, что почти причинил ей боль. Когда девушка осознала, наконец, что происходит, то тихо вскрикнула.
― Пожалуйста, тише, ― шепотом попросил их Август. ― Я понимаю, что вы сейчас чрезвычайно взволнованы, но мы не можем позволить, чтобы кто-то раскрыл, что мы тут делаем.
Вместо ответа Оливер обхватил ладонями лицо Эйлиш и отчаянно впился в нее губами. Она прижалась к нему всем телом и разрыдалась.
― Дотронься до меня, пожалуйста, ― услышал Оливер ее шепот. ― Они не разрешили мне оставить перчатки… и я схожу с ума от всего того, что вижу здесь каждый раз, когда касаюсь чего-нибудь...
Оливер не заставил себя уговаривать и обнял ее, прижавшись щека к щеке, пока ее дыхание и сердцебиение не выровнялись. Наконец, девушка проговорила:
― Это не я. Жизнью клянусь, что это не я. Я говорила это всем тем людям, которые меня допрашивали, но никто мне не поверил. Я его не убивала!
― Я знаю, ― ответил ей Оливер, нежно баюкая в своих объятиях. ― Я знал это с самого начала. Просто абсурдно обвинять тебя в убийстве человека, с которым ты едва обмолвилась парой фраз, ― он гладил волосы Эйлиш, продолжая шептать: ― Все будет хорошо на суде. Члены суда, в конце концов, сдадутся перед отсутствием у тебя какого-либо мотива для убийства Арчера. Тебя отпустят, и все снова будет как раньше. Мы снова будем вместе, независимо от мнения твоей матери…
Он и сам не особо верил в то, что говорил, он пытался убедить в своих словах не только ее, но и себя. Эйлиш попыталась улыбнуться в знак согласия, несмотря на то, что успокаивающий эффект близости Оливера не смог стереть с ее лица выражение ужаса.
Почувствовав, что девушка продолжала дрожать, молодой человек снова подвел ее к койке и сел рядом, Август же все это время молча стоял у двери, закрывая своей спиной глазок, чтобы с внешней стороны охрана могла узреть лишь его голову.
― Ты почти превращаешься в скелет, ― сказал Оливер, с возрастающей тревогой глядя, как платье висит на ней, словно мешок. ― Тебя не кормят?
― Немного хлеба дважды в день и иногда овсянку. Тебе лучше не знать, что я вытащила на днях из своей миски… ― Эйлиш обхватила руками талию Оливера, прижимая его к себе, Оливер покрывал поцелуями свалявшиеся волосы. ― Как же я отличаюсь теперь от девушки, которую ты когда-то принял за банши в садах Маор Кладейш, правда? ― говорила она, уткнувшись лицом в его грудь. ― Каким светлым был мир, какой я была капризной, жалуясь на то, что моя жизнь неизменна. Ты себе не представляешь, что бы я сейчас отдала за то, чтобы повернуть время вспять до той проклятой ночи, когда мне в голову взбрело сбежать из своей комнаты…
― Я и сам все время думаю об этом, ― согласился Оливер. ― Ты выбралась через взломанное Лайнелом окно в комнате ключницы?
― Нет, ― Эйлиш покачала головой, ― через окно в своей спальне.
― Если Рианнон закрыла ее на ключ, она и не могла выйти по-другому, Оливер, ― вмешался Август, не отходя от двери. ― Полагаю, что через окно на первом этаже вышел Арчер, воспользовавшись неосторожностью людей Фитцуолтера.
― Но зачем? Что забыл Арчер ночью в саду? Буря была просто ужасной, да еще и банши кружила вокруг замка!
― Убийца тоже, должно быть, воспользовался тем же окном. Он мог выйти еще раньше…
― С каждым разом я понимаю все меньше, ― Оливер тряхнул головой и пальцем приподнял голову девушки за подбородок. ― Эйлиш, у тебя есть предположения, что могло произойти той ночью? Ты контактировала с предметами, принадлежавшими всем гостям замка. Если кто-то из них был преступником, или мог вести себя как таковой, то, возможно, ты могла почувствовать нечто вроде негативной ауры…
― Нет, не смогла, ― признала она. ― У меня было слишком мало времени, чтобы манипулировать полученными предметами, но мне не показалось, что мысли этих людей были темными. В случае с визиткой мистера Арчера, в моей голове всплывали только цифры, цифры и снова цифры. Мистер Деланси оказался гораздо более человечным, я ощутила теплые чувства, которые навели меня на мысль о влюбленности. Расшифровать мисс Стирлинг оказалось гораздо сложнее.
― Все, что у тебя было, это перо. Наверное, оно было слишком маленьким для…
― Нет, это здесь ни при чем. Просто мисс Стирлинг обладает самым сложным сознанием из всех, которые я когда-либо встречала. Словно она возвела вокруг своего мозга стену, не позволяющую читать ее мысли. Я смогла проследить путь этого пера от маленького магазинчика в менее чем пятидесяти метрах от берега Дуная, в котором мисс Стирлинг приобрела шляпку в прошлом месяце, а вот о ней самой я не смогла узнать ничего. Тем не менее, ― поспешила добавить она, увидев, что Оливер открыл было рот, ― я сильно сомневаюсь, что она могла убить мистера Арчера. Единственная искра ее души, которую я смогла увидеть, была чистой.
Август застыл как громом пораженный. Одно дело слушать рассказы Оливера о способностях Эйлиш, и совсем другое ― слышать это вживую. Девушка, казалось, не заметила его удивление. Когда она вновь заговорила, голос ее был полон грусти.
― Если честно, в ту ночь я совершенно не думала о гостях моей матери. Все что я хотела, это сбежать, ― под взглядом Оливера она тихо продолжила: ― Джемима… поднялась ко мне в спальню со стаканом молока за пару часов до этого. Я спросила видела ли она тебя и твоих друзей и она ответила, что да… и что ты сказал ей о том, что поддерживать со мной отношения оказалось сложнее, чем ты предполагал, что утром ты уедешь из Киркёрлинга и вернешься в Оксфорд с остальными, чтобы забыть обо мне раз и навсегда.
― Это неправда! Я попросил ее сказать, что буду ждать тебя столько, сколько потребуется, чтобы жениться на тебе!
― Этого я не знала, ― пробормотала Эйлиш. ― Я думала, что… Мне показалось, что ты и вправду мог устать от меня. Моя мать повела себя как настоящий деспот, когда ты привел меня в замок. Она была к тебе несправедлива…
― Теперь это неважно, ― заверил он ее. ― Что я не понимаю, так это как ты могла поверить этой лгунье, а не мне. В пещере я пообещал тебе, что готов на все, чтобы когда-нибудь, не важно когда, мы смогли быть вместе.
― Наверное, ты прав. Но тогда я чувствовала себя в отчаянии. Мне было так страшно, что я даже не могла перестать плакать. В общем, я решила доказать тебе, что у нас есть будущее вдалеке от Маор Кладейш, что я могу уйти из замка раньше, чем моя мать заставит тебя уйти на следующее утро, и ждать тебя в Киркёрлинге. Я открыла окно, влезла на карниз и спустилась вниз по покрывающему стены плющу. Но не прошло и минуты, как я наткнулась на истекающее кровью тело мистера Арчера.
Заслышав приближающиеся голоса стражников, остановившихся поболтать в преддверии раздачи ужина, Оливер покрепче прижал к себе Эйлиш. На улице солнце начало садиться и его отблеск скользил по отсыревшим стенам.
― Меня повесят за это, верно? ― прошептала Эйлиш.
― Нет, ― мгновенно ответил Оливер, чувствуя, как обнимающие его руки Эйлиш непроизвольно сжались. ― Нет, пока я жив, будь уверена.
Эйлиш медленно подняла руку и прикоснулась к своей шее.
― Иногда, когда я лежу на этой кровати… мне кажется, что я чувствую ее здесь. Веревку, которая ждет меня, хотя суда еще не было. Она так сдавливает меня, что я почти не могу дышать, ― она снова спрятала лицо в складках сутаны Оливера. ― Должно произойти чудо, чтобы я могла выйти из камеры живой. Но, боюсь, у меня уже не осталось сил, чтобы верить в чудеса.
Вдруг она почувствовала влагу на лбу. Оливер не плакал так открыто как Эйлиш, но как бы он не пытался сдерживаться, не смог удержать несколько предательских слезинок. Девушка подняла голову, ее лицо выражало сострадание.
― Мне очень жаль, Оливер, ― сказала она. ― Я все бы отдала, чтобы предотвратить все это. Теперь понимаешь, почему я тебе говорила, что ты заслуживаешь нормальную женщину... и свободную?
― Во всем мире не найдется другой женщины для меня, ― с трудом выговорил Оливер. ― Никогда их не было и никогда не будет, что бы ни произошло. Ты единственная, с кем я посмел разделить мои мечты, с которой я создал новые, чтобы вместе воплотить их в жизнь. Я не собираюсь от них отказываться только из-за того, что нас разделяет какая-то решетка.