Он смутно помнил события. Водка, смешанная с коньяком и пивом, уже не просились наружу. Не переставая, гремела музыка, бокалы шли один за другим. В какой-то момент он потерялся, растворившись среди огней разноцветных софитов. И круговерть незнакомых лиц, выныривающих сквозь просветы алкогольных паров, воспринималась как должное.
Они взрывали танцполы, бесились. Потом, выхватив три машины, погнали в бар. Перед этим была драка, в которой, похоже, он тоже участвовал. Чей-то шапочный знакомый, присоединился в процессе распития рекой льющегося спиртного… Кто – так и осталось загадкой.
«Парус» – популярный среди молодёжи бар с тремя залами, расписанными в стиле андеграунд и живой музыкой, органично отжигаемой сменяющимися музыкантами, которые вполне профессионально отрабатывали накатанную программу и периодически уходили отдыхать, позволяя шустрому ди-джею семплировать пластинки, эксплуатируя драмбейс и периодически развлекать народ дикими выкриками и приглашениями стать звездой караоке за чисто символическую плату.
Душа требовала развернуться и чего-нибудь этакого замутить. Стриптиз на столе вместе с Дашей, той самой девушкой-официанткой из кафе, потанцевать Максу не дала охрана бара, попросив угомониться, пока они их сами не угомонили. Это было совсем не комильфо.
Спустя каких-то пару часов он уже взасос целовался с Дашей в углу на диванчике, а затем его за плечо оторвала рука Вовки, который, что-то говоря другу, сунул деньги ему в карман, и Макс на автопилоте пополз сквозь толпу. Он был настолько «в мясо», что даже не помнил, как оказался на сцене, но отчётливо вспоминал, что его пёрло повыделываться.
Пьяному человеку море по колено, распирает от осознания собственного всемогущества и гениальности. Наутро обычно становиться стыдно. Но этот потрясающий кайфовый момент вседозволенности искупает всё.
Он не выбирал песню, просто ткнул диджею в экран случайно, активно привлекая к себе внимания толпы, словами:
– Что? Сейчас буду петь. Песня посвящается моей девушке. И хер с ним, что у меня теперь её нет. Петь я тоже не умею.
Народ гоготнул, принимая несостоявшегося певца, а дальше музыка растворила и понесла его за собой, заставляя исчезнуть в словах.
Для того чтобы говорить, человеку не требуются язык. Слова – абстрактные вербальные символы значения, знаковые функции в которые каждый вкладывает свой внутренний опыт. Но существует один единственный, универсальный, понятный всем образ: эмоций, чувств. Когда говорить можно танцем, глазами, пальцами – мельчайшими жестами, из которых складывается нить диалога с публикой, можно говорить интонацией. Его пьяная интонация не умела петь, но когда он заговорил, в зале наступила тишина.
Песня была про Максима, а может, в его пьяном состоянии, она удивительно подходила ему. Несмотря на то, что он плохо видел бегущую на огромном экране строку, парень не путал слова, умудряясь попадать в такт. И, вздёрнув микрофон, подпрыгнул, притягивая толпу на себя, притоптывая ногами и самозабвенно выкрикивая, приглашая публику присоединится к нему. Он пел, раскинув руки, навстречу своей бессмысленной свободе, ибо никогда и никем не будет понят и принят. Именно так ощущают себя множество подростков. А потом, выдохнувшись, потому что вложил в эти строчки свою боль, уронил микрофон. Кажется, он даже пытался поклониться и сделать книксен, чтобы продолжать ещё «чего-нить», но запнулся о шнур и рухнул со сцены вниз, лицом вперёд. Обычно именно в таком состоянии люди падают лицом в салат. Но бедолага не упал. Его как-то очень органично поймал Вовка.
В голове просто погас свет, память воспринималась рваными урывками. Очнулся Максим дома у Вовки, дрыхнущим на диване, среди горы таких же пьяных тел.
Похмелье плавно перетекло в новую пьянку. Они курили, пили алкоголь, веселились, Вовка бренчал на гитаре. Вскоре эта тусовка изрядно утомила Максима, как и Даша, которая после того поцелуя в клубе не отходила от него ни на шаг.
– Я домой, – сухо промолвил Максим, обуваясь в прихожей.
– А я? – округлила глаза ещё непротрезвевшая девушка. – Ты что, без меня пойдёшь?
– Да, а что? Ты чего-то ждёшь от меня? – нетривиально взглянув на неё, спросил Максим грубым, охрипшим голосом.
– Я хочу продолжения. Мы не закончили, – смело вставила она, обхватив правой рукой его шею.
Максим снял с себя её руку, отодвинувшись на шаг:
– Даш, давай в следующий раз, а? Я спать хочу. Дома. На своей кровати.
Она недовольно вздохнула и, сдавшись, процедила:
– Ладно. Позвони мне.
– Ага, – кивнул он, уверенный, что видит эту ветреную особу в последний раз.
***
Утро понедельника Максиму показалось сущим кошмаром. У него раскалывалась голова, глаза болели от того, что он весь предыдущий день курил, не вылезая из своей кровати, окутанной густым и тяжёлым дымом сигарет. Отец и брат ещё не приехали домой. По словам отца, он уехал на несколько дней по своим делам, а старший отпрыск так и не вернулся в компании очередной подружки.