Они молча сидят на песке, прижавшись к друг другу. Их мокрые тела соприкасаються, но оба молчат, боясь нарушить тишину. Гермиона думает о том, как могла так низко упасть, пусть даже в глазах такого, как Кормак. Парень же ни о чем не думает, не лезет с поучениями, не говорит, что так не красиво, что ой, какая нехорошая девочка. Он всё понимает. Впервые понимает, на что способна девушка, будучи отвергнутой. или правильнее сказать та, которая находится в подвешеном состоянии, живёт в неопределеености или существует. фиг уже поймёшь. Но факт остаётся фактом. Любовь-зло Поэтому Кормак и не хочет любить по-настоящему чтобы не оказаться в этом же месте в этот же час. Лучше и дальше менять девок как перчатки. Хоть какая-то радость, какой-то зыск. Но Гермиона уже не на крючке.
Эту «рыбку» он отпустит на волю. Пусть плывёт подальше. Пусть отныне будет счастлива. Будет счастлива с тем же Уизли, который пришёл поздно. Но лучше поздно, чем никогда. Маклаген медленно поднимается, накидывает Гермионе на плечи свою мантию и идёт к Уизли, предварительно успокоив Гермиону.
— Ничего и никого не бойся. Ну, кроме меня! — Кормак. пытается развеселить девушку, хоть как-то разрядить обстановку, а потом обращается к Рону.
— Если обидешь её, ты труп! Давай хоть в этот раз не тупи. Дальше дело за тобой. Удачи! — гриффиндорец хочет поскорее уйти, оставить их наедине. Разговор будет длинным. И пусть кричат хоть во все горло, пусть деруться до крови, но если это их сблизит, то почему бы и нет. В любви, как и на войне, все средства хороши. Не попробуешь, не узнаешь.
Гермиона сидит в полуоборота к Рональду. В глаза посмотреть стыдно. Что она ему скажет? Опять начнёт старую песню о том, что будет с Лавандой, что они плохие, что не имеют права быть вместе и всякое в таком роде. Короче, она опять будет нести всякую чушь, типа кем мы теперь будем друг для друга. Но в этот раз Уизли берёт ситуацию в свои руки. Он подходит к девушке спереди, становиться на колени и, взяв её за подбородок, заставляет поднять голову и посмотреть на него. Просто посмотреть. Большего ему не нужно. На глаза Гриффиндорки выступают слезы. Они градом кататься по щеке. А Рон просто целует её. Целует без предупреждения, без глупой подготовки, как это было с Лавандой.
Тот поцелуй длиться долго. Гермиона впервые за долгое время поддаеться своим чувствам, целует Рональда с такой нежностью и страстью одновременно, что земля уходит из-под ног у обоих. Вот она, настоящая любовь, не требующая слов, но доказанная действиями.
— Я спрошу только одно, Гермиона. Спрошу только раз. Ты любишь меня? — Рон все-так же смотрит на Грейнджер с обожанием, мечтая ещё не раз жадно впиться в её губы.
— Я совру, если скажу, что это не так. Люблю тебя, слышишь?! — Девушка не может сдерживаться. Их желания совпадают, губы снова соединяються в жарком поцелуе. Как сказала бы Джинни: Давно пора! Но у каждой любви своё время, своя история и своя боль. Любовь и боль — что лучшие подруги? Хуже! они родные сестры друг без друга, как и влюблённые. не могут по отдельности, не приходят по отдельности, сердца не сжигают. Только вместе. Вместе всегда. Этого всегда желаем Гермионе и Рону. Насладитесь друг другом, пока это возможно, потому что чем дальше, тем больнее, тем больше крови. Скоро цена за вашу любовь будет выставлена!
— Не уходи, не бросай меня. Я совсем один. Окружённый столькими людьми, но такой одинокий. Астория! — Драко, всё так же несёт девушку на руках. Они поднимаются по извилистой крутой лестнице на Астрономическую Башню — место, где слизеринец впервые увидел её. Она тогда вынужденно мокла под дождём, её волосы растрепал ветер, вся мантия была в грязи, а глаза цвета осеннего неба были устремлены вдаль. Такие печальные и в тоже время красивые, способны влюбить в себя. Влюбить до безумства, до беспамятства, до сладкого пьянящего сумасшествия, которое Малфой на полную ощущает, будучи с Гринграсс. Она его манит, являясь запрещённым плодом, который блондин хочет попробовать на вкус. Попробовать целиком и полностью, чтобы ощутить единение душ, а не тел.
На последнее Драко не претендует. Не имеет права, потому что пока Астория ему не жена, но будет ею. Ведь будет, да? Снова неопределённость? Снова она рвёт душу на части. Снова страх сильнее любви! Снова с недр души лезет страх, что Гринрасс уйдёт, не поймет его душевных терзаний, не поймёт его требовательной любви, не примет его таким, как он есть, таким поглощенным во тьму. Когда она живёт более светлой, более спокойной и беззаботной жизнью, придерживаясь нейтралитета в убеждениях, что можно, а что нельзя. Счастливая? У неё есть выбор, в то время как у Малфоя младшего его нет. Или есть, но он всё равно выбирает. Ступить на скользкую дорожку следует по своему опасному пути, при этом боясь упасть. Боясь упасть больно, потому что мягкий матрац в итоге никто не подстелит. Всё равно будет бесчеловечно брошен с небес на скалы, чтобы мучительно загибаться, так как легкой смертью это назвать — язык не повернеться.