Выжатая педаль газа в пол — и ночной город буквально полетел мимо меня. К счастью, трасса была почти пуста, что позволило мне избежать аварии. Ворот рубашки и галстук душили меня, поэтому я незамедлительно сорвал последний и отбросил назад, торопливо расстёгивая несколько пуговиц. Открыл окно, чтобы было легче дышать, и в лицо мне ударил июньский ветер. Перед глазами стояли воспоминания двухлетней давности…
***
Я не понимал, в какой момент потерял Яну из виду. Рана на ноге давала о себе знать, равно как и осколок, который застрял в голове. Морщась, я схватился за пульсирующие болью виски, пытаясь не свихнуться от неё же. В ушах стоял звон. Выждав пару мгновений, зажмурился до звёздочек перед глазами, пока меня наконец не отпустило. И пусть я плохо соображал, но едва поднялся с места, сразу нашёл взглядом жену.
Она лежала на земле в нескольких метрах от меня, и рядом с ней образовалась лужа крови. Кое-как дойдя, я опустился на корточки рядом и коснулся её запястья. Сначала мне показалось, что Яна мертва, но потом у той прощупался слабый пульс. Она застонала, рвано и тяжело дыша. В мои глаза бросилась рана на её животе. Подняв бессознательное тело жены, я нетвёрдым шагом пошёл к выходу. Помощь была рядом.
У выхода я столкнулся с Филиппом Дидоренко, приехавшим за внучкой. Увидев её, он побледнел и схватился за сердце, но у меня не было времени заниматься ещё и им. Пройдя мимо, я донёс Яну к своей машине и, аккуратно опустив её на переднее сиденье, пристегнул и поспешил выехать в направлении ближайшей же к нам больницы.
— Держись! Ты не умрёшь. Ничего с тобой не случится! — повторял по пути, держа её за руку. Дальше всё происходило как в ускоренной перемотке какого-то фильма.
Жену увезли на каталке, а мне велели дождаться врача. Отказавшись от первой помощи, я просидел под дверью операционный несколько часов, которые тянулись словно целая вечность. Мне не удавалось найти себе места. Пришлось даже прикрикнуть на парочку сострадательных медсестёр, желавших обработать рану. Они бормотали что-то про возможное заражение крови, однако все мои мысли были сосредоточены только на Яне. Её нельзя было оставлять одну. Я хотел убедиться, что с ней всё хорошо, а опасность миновала.
Впрочем, приехавший следом за нами Филипп Дидоренко не дал мне остаться. Он в жёсткой и бескомпромиссной форме напомнил о нашем с ним договоре.
— Я свою часть условий выполнил, а теперь хочу, чтобы ты выполнил свою, Андрей. Исчезни из жизни моей внучки. Не хочу видеть рядом с ней тебя. Твой отец убил моего сына, и не думай, что я об этом забыл, — холодно произнёс он.
И, как бы мне ни хотелось остаться, так было нужно. Я ушёл и оставил её, запретив себе и другим говорить о ней в моём присутствии…
***
Яркий свет фар на мгновение ослепил меня, возвращая в реальность. Резко выкрутив руль, я со всей силы ударил по тормозам. Покрышки завизжали, поднимая клубы дыма и оставляя на асфальте чёрные следы горелой резины. Машина остановилась на обочине.
«Однажды эти воспоминания меня убьют», — понял я, опустив голову на руль.
Глава 4
Андрей
Вернувшись домой, я застал на кухне Германа, сидевшего там в темноте и одиночестве. Сощурившись от включенного света, он пронзил меня недобрым взглядом. Было бы мне лет десять, я бы наверняка испугался, но теперь лишь испытал раздражение.
— Перед уходом оставь ключи, — бросил ему, направившись в сторону гардеробной.
Я не видел, но услышал, как Герман встал и пошёл за мной. В зеркальной поверхности шкафа отразилась его недовольная физиономия, а сам он опёрся о косяк двери и скрестил на груди руки. Вероятно для того, чтобы было удобнее сверлить глазами мою башку.
— А ты дай мне ключи от своей машины! — в тон моему потребовал старый товарищ.
— Даже и не думай. Ты мне не мамочка, Чернов. То, что мне сделали операцию, не значит, что я инвалид или не могу сам садиться за руль, — огрызнулся в ответ.
— Марьяна сказала, что тебе стало плохо во время банкета у Громовых. А потом ты ещё сел за руль. Зная тебя, уверен, что ты и сейчас пренебрегал рекомендациями врачей.
— Мне что, раздеться догола, чтобы ты оставил меня в покое? — грубо уточнил я.