За первую пациентку уже не беспокоились – явная положительная динамика, требуется только время для реабилитации. Возможно, всё обойдётся минимальными последствиями, курс лучевой терапии – и можно отпускать домой.
Зато второй – донор, – вызывал серьёзные опасения. Когда человеку за пятьдесят, настоятельно не рекомендуется использовать его костный мозг для пересадки. Но на пятьдесят он не выглядел, а минувшей ночью было некогда выяснять подробности – речь шла буквально о секундах. Возраст, однако, всё-таки брал своё: состояние тяжёлое, основные показатели ниже нормы, в сознание не приходил вот уже несколько часов… Если в ближайшие сутки количество эритроцитов в крови не повысится, наступит кома. Замедленная полусмерть.
*
Вокруг разлитыми чернилами болталась слабая темнота. В ушах ещё звучал тонкий, резкий и острый выстрел. В ладони – ощущение холодной, тиснёной рукоятки пистолета. Голова тяжёлая, невероятно тяжёлая. И невнятные мысли бьются, путаются и дробятся, захлёстывая сознание. Мысли. «Мыслю, следовательно, существую» – слова сами собой пришли на ум, как нельзя кстати. Существую… Живу… То есть не умерла?
Ничего не помнилось, кроме сухого щелчка затвора.
Холодный металл. Горячие руки. Чужие руки. Жаркие, жгущие, солёные слёзы. Поцелуй.
Это предсмертный бред? Или снится? Или это… было на самом деле?
Попыталась пошевелить рукой. Рука повиновалась. Ладонь к лицу. Длинные пальцы, а сквозь них просвечивают светло-салатовые стены и окно, запруженное облаками. Где я?
Безучастный взгляд бродит по потолку, спотыкаясь на трещинах и выбоинах. Жива или не жива? Совсем неинтересный вопрос, потому что ничего нет в памяти, за исключением этого поцелуя. Кого я целовала? Когда? Я его люблю?..
Шум откуда-то сбоку. С трудом поворачиваю налитую свинцом голову. Оказывается, это дверь открылась. На пороге – мужчина и женщина.
Мужчина накачанный, привлекательный, но довольно необычной внешности. Высокий, одет подчёркнуто небрежно, длинные волосы перехвачены резинкой в хвост. На плечах – наспех накинутый халат.
Женщина тоже симпатичная. Немолодая уже, но выглядит хорошо. Светлые волосы, приятное лицо, стройная. Как и мужчина, в халате.
Оба вошедших чем-то встревожены, у обоих – круги под глазами, усталый вид. И им явно что-то нужно от меня. Это пробуждает лёгкое любопытство, и я приподнимаюсь на локте, вглядываясь в своих посетителей. В памяти, непонятно откуда взявшись, царапаются тёплые, полузнакомые картины: кабинет со стеклянными стенами, помещение с двумя огромными шкафами-холодильниками, пропахшее борной кислотой, – кажется, морг… Круглый стол с компьютерами, что-то вроде буфета…
- Галя? – Здесь никого больше нет, значит, женщина обращается ко мне. Следовательно, я – Галя. Хм. Га-ля. Неплохое имя. Стеклянное. Тонкое. Галя. Мне нравится, пусть будет Галя.
- Галочка, как ты себя чувствуешь? – женщина неуверенно подходит ближе, садится на край серой простыни.
Нужно что-то ответить. Но я её совсем не знаю, эту светловолосую женщину… А она вглядывается в моё лицо робко, как-то с надеждой и одновременно – со страхом.
- Галя? Слышишь меня? – осторожно берёт мою руку, несильно сжимает пальцы. От неё веет чем-то тёплым, почти родным. Странно. Я ведь вижу её в первый раз.
Между тем оба – уже настороженно, – ждут моего ответа.
- Слышу, – выходит как-то сипло, будто я разучилась говорить. – Кто вы?
Женщина отшатывается от меня, зажимая рот рукой. Мужчина садится на корточки рядом с кроватью, внимательно смотрит в глаза.
- Галя, это мы. Валя и Серёжа. Коля сейчас в реанимации. Остальные уехали в ФЭС, когда узнали, что ты пришла в себя... – ещё какие-то фразы, но я не вслушиваюсь. Я думаю.
Валя и Серёжа. Какой-то Коля. ФЭС. Незнакомые люди.
Я пытаюсь вспомнить, мучительно, до дрожи, сжимая виски: а кто вообще мои знакомые люди? Где они? И есть ли?..
Со страхом понимаю, что нет. Нет в мире никого, кого бы я знала. Только эти двое, которые сидят сейчас рядом и, видимо, что-то спрашивают. Я не слышу их голосов, вижу только, как шевелятся губы. Вопросительно поднимаю глаза на женщину.
- Нет-нет, Галь, ты не думай, всё пройдёт! Вот отоспишься, отдохнёшь – и сразу полегчает. И на работу снова, с новыми силами! Так ведь, Серёжа? – женщина растерянно оборачивается к своему спутнику, будто ища поддержки.
- Конечно. Галя, ну скажи мне, ты ведь знаешь, что случилось? Помнишь ведь, как ты в Крюково одна поехала?
Недоумённо качаю головой. Какое Крюково? Я никуда не ездила и ничего не делала в своей жизни. Ничего.
Чистый лист.
А они так упорно хотят добиться от меня каких-то несуществующих вещей…
*
Дверь тихо отворилась, и в палату зашёл пожилой хирург в голубом халате. Сидящие у кровати Антонова с Майским его даже не заметили, только Рогозина, прищурившись, подняла голову. Если её ещё можно было назвать Рогозиной…
Хирург, улыбаясь и потирая морщинистые руки, подошёл к кровати.
- Ну, как наше самочувствие, товарищ полковник? Мне кажется… – он осёкся на середине фразы, наткнувшись на отрешённый Валин взгляд. – Что-то случилось?
- Она не помнит нас, – глухо откликнулся Майский. – Она ничего не помнит.
Хирург тяжело вздохнул, и, разом посерьёзнев, положил руку на плечо Антоновой.
- Редко. Очень редко, один на миллион случается такое. Но случается… Неполная амнезия.
Молчание. И – недоверчиво, почти зло:
- И что? Она теперь никогда?.. Не вспомнит?
Слёз нет, только пустой, глубокий, густо-чёрный ужас в глазах.
- Вероятней всего, да. Здесь может помочь только сильное, яркое воспоминание, толчок к реальности, нечто необыкновенное. Только то, во что не верит медицина, – хирург развёл руками и ещё раз вздохнул. – Только чудо.
====== Ещё один – солёный, терпкий, ледяной... ======
Снова ночь. По коридорам ходят дежурные ординаторы, периодически привозят новых больных, гудят аппараты и приборы – монотонный, ввинчивающийся в уши шум.
И только для троих в целом госпитале темно и тихо.
Для Вали, которая, неловко сгорбившись, спит в кресле рядом с кроватью Рогозиной. Темно и тихо от глухого, бесслёзного, чёрного сна. Этот сон – как продолжения дня, проведённого в поисках того, что помогло бы Гале вспомнить… Её память не откликалась ни на что: ни на знакомые фотографии, ни на имена, ни на термины… Она читала даже протоколы недавних дел – ничего не помогло. И страшно, невероятно страшно смотреть, как за белой маской беспамятства проглядывают до боли узнаваемые Галины черты: она прищуривается по-прежнему, прежним жестом накидывает на плечи халат, как прежде строго звучит её голос…
Для Коли, который лежит в реанимации, так до сих пор и не придя в сознание. Темно и тихо оттого, что нет мыслей, нет реальности вокруг, нет самого себя. И даже жужжащие и моргающие огоньками приборы не могут разогнать эту темень…
Для Гали, которая смотрит в потолок широко открытыми глазами, перебирая в голове картины долгого дня. Темно и тихо, оттого что лица, мысли, события и слова будто разбиваются о непроницаемую стену вчерашнего утра, за которой – он чувствует, – прячется её жизнь, где есть Валя, Серёжа, Коля, Юля, Ваня и много-много других людей…
Темно и тихо.
Без одной минуты полночь.
Внезапно делается тяжело дышать, резко схватывает сердце. Тревожная слабость разливается по телу, и смутно, беспокойно, до панического страха хочется бежать без оглядки туда, где вот-вот случится непоправимое.