Пролог
Ярость охренеть какая, дыхание спёрло, сердце бьётся о рёбра, в висках пульсирует. И больше всего бесит, что не могу ей ничего сделать. Проще самому головой об стену биться, чем её тронуть. А ведь желание огромное, но х*р рука поднимется.
Минута, бл*ть, и она исчезла. Сколько можно мне нервы трепать? Выводить из себя, играть, испытывать на прочность моё терпение?
— Мне больно, — всхлипывает, пока я тащу её к машине.
— Больно? Это тебе, сука, больно? — ору, встряхиваю её как тряпичную куклу. — Что ты творишь? Куда опять собралась? Не сбежать тебе от меня, вбей себе в голову уже, — на последней фразе тыкаю пальцем в нахмуренный лоб.
— Я и не собиралась, — отвечает, дёргается, высвободиться хочет.
— Сказано сидеть на месте, какого х*ра? Куда пошла? Острых ощущений захотелось? Получила? — ярость рвётся изо всех щелей.
— Дав, что за хрень? — раздаётся сбоку голос Макса. — Ты чуть не убил того мужика.
— Не убил же, — рявкаю на него. — Вернись в здание, — приказываю, но он делает шаг ко мне.
— Ты опять из-за этой шлюхи срываешься на людей, тебе это кажется нормальным? Обратно на нары захотелось? Сколько она ещё будет путать нам карты? У нас сегодня важный бой, ставки такие, что вслух не скажешь…
— Свали, по-хорошему, — цежу сквозь зубы. — Я и так на грани…
— А мне насрать! — рявкает друг. — Из-за неё мы всё прое*ём, — пальцем показывает на Хрустальную. — Ты забиваешь на бизнес, хотя обещал взяться всерьёз. Я год тащил всё на себе, и это, п*здец, тяжело. А ты вышел, и вместо того, чтобы работать, носишься с этой сукой…
— Вали нахрен отсюда! — ору на всю округу.
— А знаешь, пошёл ты на х*р, — отвечает ровным тоном. — Сам разбирайся, это последний раз, когда я что-то делаю, — добавляет и, развернувшись, уходит.
— Довольна? — шиплю в лицо Хрустальной.
— Никто не просил тебя срываться за мной, — бросает вместо «извини, прости, я больше не буду».
— Ты права, надо было оставить того мужика трахнуть тебя в каком-нибудь грязном углу, а потом грохнуть…
— Надо было! Иногда хочется умереть, лишь бы прекратить всё это, — кричит, слезами заливается.
— Умереть? Хорошо, — киваю, толкаю её в тачку и сам сажусь за руль.
Даю по газам и срываюсь с места, оставляя после себя клубы пыли. А выезжая на трассу, давлю педаль в пол, разгоняясь всё сильнее. Стрелка уже переваливает за сто пятьдесят, мозги отключились, ярость застилает глаза.
— Что ты творишь? — кричит Хрустальная, вжимаясь в кресло.
— Выбираю лёгкий путь, — говорю, бросив короткий взгляд на неё. — Сдохнем вместе, и, может, тогда станет легче.
— Ты ненормальный, — боковым зрением отмечаю, что мотает головой.
Без неё жить не смогу, чётко это вдупляю. Но и вечно пресекать её попытки сбежать тоже так себе занятие. Как было, не будет никогда, ничего не исправить, время вспять не вернуть. Проще сдохнуть и закончить всё к хренам.
— Сбавь скорость, пожалуйста, — рыдает, но меня не пробивает. — Ты пьян, — носом шмыгает, за ручку двери хватается.
— Какого х*я ты вообще мне встретилась? — произношу скорее в пустоту, чем ей. — Вся жизнь по п*зде, конкретно по твоей, — сжимаю руль до скрипа кожи. — Ненавижу тебя!
Нервы сдали, где-то на подкорке понимаю, что надо сбавить, затормозить, съехать на обочину, успокоиться, да в конце концов выпустить пар с ней. Трахнуть так, чтобы её стоны в городе были слышны. Но вместо этого я продолжаю гнать.
— Давид, пожалуйста….
— Не называй моё имя! — рявкаю на весь салон и бью кулаком по рулю. — Ты сама этого хотела, получай…
— Ты оставишь нашего сына сиротой! — кричит, и её слова как удар по голове.
Так резко даю по тормозам, что, если бы не ремни безопасности, мы бы оба вылетели через лобовое и х*р бы выжили. Тачку крутит по трассе несколько раз, в нос проникает запах сожжённой резины, и один бог знает, как мы не разбились к х*рам.
— Что ты сказала? — спрашиваю севшим голосом, едва дыша, когда мне удаётся остановиться.
Хрустальная медленно поворачивает бледное зарёванное лицо, глазами красными на меня хлопает, грудь судорожно поднимается и опускается.
— У нас есть сын, — едва слышно отвечает, и это очередной удар по башке.