— В таких местах мне разрешено будет его навещать?
— Исходно да. Но лучше обсудите моё предложение с мальчиком, не все готовы находиться вдали от близких, — врач достала из нижнего ящика красную рекламную книжку с зелёным крестиком, протянув мне, — здесь расписаны цены, звёзды и количество санаториев в нашем городе. От недорогих, которые я вам не советую! И до высокоуровневых, где оздоровление гарантировано. В остальном по-прежнему не исключайте лекарства. На этом заканчиваем.
— Спасибо вам огромное, — я прибрала в сумку рекламу и, попрощавшись, вышла из кабинета, вдохнув запах больничных стен. Они всегда казались пропитанными страданием и надеждой на всё хорошее.
Близившись к выходу из клиники, Дамир выкинул бахилы, с улыбкой придержав мне дверь, — что она тебе сказала? Всё хреново, да?
— Дамир! Ну что за слово «хреново»?
— Извини. Ну так что?
Выбравшись на улицу, мы добрались до автобусной остановки.
— Всё не так плохо, — я старалась изобразить то, о чём говорю, глупо подбадривая себя саму, — нам предложили отправить тебя в санаторий для лечения астмы, — я набралась кислорода полной грудью, отводя взгляд, — ты будешь против, и я это знаю! Но ты только подумай… данный шанс…
— Я согласен.
Я дурманяще повторила за ним, в недоверии округлив глаза, — что ты сказал?
— Я давно уже не ребёнок! И вижу, как ты пашешь ради того, чтобы мы с тобой жили по-человечески! Ты не можешь вечно тянуть эти лекарства ценой в почки. Если ты веришь, что санаторий мне поможет, я через нехотя поеду. Ну, подумаешь, потерплю, ради себя же.
Впервые за всё долгое, полное болью время, я захотела проронить слёзы от счастья. Я сдерживала себя всегда, до самого последнего момента, как сейчас. У меня самый лучший брат, самый любимый! Мне и объяснять не пришлось ничего, а он словил мои мысли на лету.
— Очень… очень сильно люблю тебя, Дамирка!
— Перестань! — он, засмущавшись, махнул ладонью, — не люблю, когда ты раскисаешь.
— Поняла тебя, — я обрадовалась, моё настороженное настроение улетучилось грозовой тучей, засияв лучами солнца.
Быстро проводив брата обратно до дома, я добралась до работы, надевая униформу, решительно принялась за работу. В течение нескольких часов во время обеда ходило достаточно много людей, и из моей головы пропала и ночная и утренняя тревожность. После обслуживания последнего столика, я прибирала от крошек диванчики, услышав звон колокольчиков над входной дверью, предупреждающий о приходе гостя. Я резко выпрямилась, спрятав в карман тряпку, подобравшись к стойке.
— Добрый вечер, прошу проходите, — взяв меню, направила гостя к столику с мягким креслом, — желаете что-то прямо сейчас? Я обязана вас предупредить, что через час мы, к сожалению, закрываемся.
— Американо, — тяжёлым голосом выдал мужчина примерно тридцати с чем-то лет, в джинсовой чёрной куртке, с развёрнутой обратно кепкой на голове и пристальными тусклыми зелёными глазами, смотрящими на меня.
Отталкивающий тип. Я согласно пошла заваривать кофе, видя, как Вика достает из сумки пачку сигарет и зажигалку, идя на кухню к поварам.
— Анит, я быстро! Покурю с ними и вернусь, не теряй давай!
— Хоть раз я исчезала, пока ты курила? Быстро только, а то вдруг…
Закатив глаза, я взяла сахарницу и направилась к гостю. Мои ноги подкосились, когда я увидела его без кепки. Я сразу вспомнила, будто находясь сейчас во вчерашнем страхе, того самого мужчину. Слегка лысый, простовато одетый и голос этот же, просто эхом так не отдавался, как в подъезде. Меня знатно переклинило, но кофе всё-таки добрался до стола с сахаром вместе.
— Желаете продолжить заказ?
Он противно осмотрел меня с головы до пят, отставив меню в сторону. Я бросила своё внимание на его костяшки, покрытые шрамами, как и рубец на ключице. Несмотря на факт, что судить людей по внешности нельзя, он до крайности выглядел угрожающе.
— Мне больше ничего не нужно. Я пришел за другим, — он отпил горячий кофе залпом, будто пробуя водку. Он встал с кресла, преграждая мне путь, его противные жирные ладони схватили меня за кисть, повысив тон.
— Пойдёшь со мной! Начнёшь рыпаться, поганая сука, и в тебя нечто по-острее члена войдёт! — из его рукава торчал сияющий нож, смотревший на меня.
На меня напал скованный по всему телу страх, пробежавший по каждой вене, добираясь до сердца. Паника и истерика ушли на второй план, замирая в судорожном омуте своего конца. Так больно я ещё ни разу не глотала воздух, беспомощно оглядываясь в вере и надежде, я выпиваю первые капли слёз, стекавшие по бледневшим щекам. Оставаясь атеистом, я впервые прошу Бога о помощи, оставить меня в живых, словно пытаясь успокоить себя. Я не имела права умирать.