Машина плавно преодолевает поворот, мотор утробно рычит и лес за окном сливается в иссиня-зеленую массу. Дерек давит на педаль газа и старается не думать о том, что произошло каких-то пару часов назад, о том, что уезжает навсегда, что покидает город, в котором жили и нашли свое последнее пристанище многие поколения Хейлов. Дерек пытается сосредоточиться на дороге, на том, что будет делать дальше и как жить, но против воли прокручивает в голове случившееся снова и снова. И волк, что был надежно заперт внутри, сидел за стальными прутьями столько лет, поднимает тяжелую голову и скалится, рычит глухо, потому что чувствует и понимает раньше самого Хейла – не может он уехать вот так, не поставить точку, сделать вид, что ничего не было. Мужчина вспоминает, с какой тоской и непониманием на него смотрели влажные карие глазищи, вспоминает, как один из членов его стаи отворачивался и уходил, хоть Дерек сам просил его об этом. Вспоминает все это, и в груди начинает ныть невыносимо, болезненно, а волк скулит, чувствует себя, как подранок, брошенный стаей. Оборотень с силой бьет кулаком по приборной панели, чертыхается зло и резко выворачивает руль. Машина, пронзительно взвизгнув шинами, и оставив черные следы на дороге, устремляется в сторону города.
Стайлз, сгорбившись, стоит под душем, подставляет лицо под горячие, колкие струи и надеется, что теперь все в корне поменяется, что они все заживут, как обыкновенные, среднестатистические подростки. Хотя, судя по всему, даже согласно статистике не так уж много в Бейкон Хиллс нормальных тинэйджеров. Но Стайлз уверен, что главное настроить себя на лучшее, мол, будем думать только позитивно – и Скотт, и Кира, и Лидия, и Малия, и он сам – все будут жить долго и счастливо, и умрут еще очень не скоро. Малия. Вот вроде и личная жизнь налаживается, у него появилась столь долгожданная девушка. Тоже не совсем обычная, правда. Скотт, Кира, Лидия, Малия и Стайлз. И все. И никого больше. Никаких неврастеничных, скрытных, раздражительных, совершенно невыносимых оборотней, которые имеют привычку перед самой смертью преданно смотреть в глаза и одним взглядом удерживать около себя, вытягивать из самого нутра что-то важное, необходимое, то, без чего Стайлзу не жить больше, забирать это что-то с собой безвозвратно, навсегда. А потом так же быстро, непонятно, неожиданно воскресать, делать вид, что ничего не произошло, садиться в машину со знойной, боевой подругой и укатывать в закат под пафосную музыку. Стилински ворошит все воспоминания, обмозговывает, и никак не может пережить их, заставить боль и обиду уняться, вздохнуть, наконец, спокойно. Он выходит из душа, на ходу обматывая бедра полотенцем, заходит в комнату, и, не включая свет, подходит к шкафу, чтобы достать одежду. Только собирается открыть ящик, как краем глаза в зеркале видит темный силуэт около окна. Стилински кажется, что на какое-то мгновение его мозг потухает, как перегоревший процессор, а сердце делает резкий рывок и застревает где-то в горле; он не может ни вздохнуть, ни выдохнуть, ни пошевелиться. Стоит, замерев на месте, и смотрит на черную тень, которая наконец-то оживает, и медленными, шаркающими, неуверенными шагами движется к Стайлзу.
Сын шерифа почти справился с комком в горле, и открыл уже было рот, чтобы закричать, хоть дома никого и нет – отец на дежурстве – но вдруг глаза неизвестного загораются знакомым огоньком, а луч уличного фонаря освещает фигуру.
– Д-дерек? – мальчишка резко оборачивается, чувствуя, что холодок по-прежнему бежит по спине, да и голос больше похож на воронье карканье. – Ты меня напугал.
Стайлз нервно хихикает, пытаясь разрядить обстановку, потому что Хейл стоит посреди комнаты, отрешенно глядя на него, и хоть у него морда всегда кирпичом, Стайлз умеет читать эмоции оборотня, но только не в этот раз. Впервые Стилински вглядывается в черты лица мужчины, но не видит ничего, никакого проблеска эмоций или чувств. Он снова старается завязать разговор:
– Что ты тут делаешь? Ты же уехал с Брейден. Дерек?
Хейл наконец-то отводит глаза и обводит комнату оценивающим взглядом: останавливается на доске с логическими схемами, над которыми Стайлз корпел ночи напролет, мимоходом скользит взглядом по шахматной доске, на которой по-прежнему стоят фигурки с подписанными именами. И снова обращает свое внимание на хозяина комнаты, который уже взял себя в руки, но все еще не понимает, что происходит и что Хейл вообще здесь делает. Парень чувствует себя неловко, он вспоминает, что на нем только влажное полотенце, и ему хочется прикрыться, спрятаться от этого тяжелого, буравящего взгляда. Дерек какой-то не такой, Дерек незнакомый, Дерек пугающий, и Стилински это вовсе не нравится. Он с тоской думает о своей бите, которая осталась в джипе, хотя, если Хейл что-то задумал, то вряд ли это оружие ему чем-то поможет.
– Как тебе новая стая?
– Что? – Стайлз уверен, что ослышался. Не может Дерек, которого он знает, едва слышно говорить таким задушенным, бесцветным голосом.
– Твоя новая стая, Стайлз. Тебе с ней спокойно? Она может защитить тебя? – повторяет чужак, слегка склоняя голову вперед.
И до тормозящего Стилински вдруг доходит: Хейл похож на дикого зверя, пораженного бешенством; разве что пенная слюна не капает с губ. Какой-то древний, спящий до этого момента инстинкт начинает не просто кричать, а панически орать Стайлзу, что нужно пробраться к двери, бежать отсюда как можно быстрее, спасаться, но Стайлз помнит, что если резко дернуться, то животное тут же кинется и начнет разрывать на куски, поэтому он осторожно, едва дыша, делает неуверенное поползновение в сторону выхода.
А больше у Стилински и нет никакой возможности, потому что Хейл мгновенно преодолевает расстояние между ними, и безумие, что так внезапно и беспросветно поглотило его, накрывает Стайлза с головой. Подросток лишь успевает схватить ртом воздух, когда его горло безжалостно сдавливают, а острые когти впиваются в кожу. В глазах Дерека нет больше ничего человеческого, на Стайлза смотрит волк, который так долго ждал подходящего момента, чтобы сбросить с себя оковы. У оборотня лезут клыки, он хрипло рычит, и ноздри возбужденно подрагивают, когда паника, ужас и отчаянье накатывают резкой волной. Стилински думает, что зверь будет рвать его на лоскуты, вспорет брюшину, забрызгает тут все горячей, густой кровью, превратит все потроха в кашу и напоследок разорвет глотку, вдоволь насладившись предсмертной агонией жертвы. Но о чем Стайлз и подумать не мог, так это о том, что волк приподнимет его над полом, и уже конвульсивно трясущегося и хрипящего от удушья, кинет на кровать. Освободившись от когтистой лапы, подросток жадно глотает воздух, который обжигает саднящее горло, будто в глотку заливают жидкий металл. Тем временем Хейл стремительно приближается к кровати и до Стайлза-буквально-пять-минут-как-переставшего-быть-девственником-Стилински вдруг доходит, что случится дальше: