— Солей, все это глупости. Все будет хорошо, уверяю тебя. Ты… ты очень талантлива, правда. Ты уникальна. Я верю в тебя. — Я понизил голос. — Сейчас действительно не время. Почему бы тебе просто не лечь в постель? Завтра я заеду и…
— Солей? Кто такая Солей? — раздался голос Шарлотты из спальни. Солей громко вздохнула в трубку. — Это твоя жена?
— Солей, я тебя умоляю. Сейчас ночь, ты смотрела на часы? — продолжал я, не обращая внимания на вопросы. Потом я успокаивающе кивнул Шарлотте и прижал трубку к уху. — Поговорим утром, хорошо?
— Но почему шепотом? — возмутилась Солей и снова ударилась в слезы. — Все понятно, у тебя женщина. Разумеется, бабы важней всего. Только я ничто, и даже мой агент мной не интересуется. — (Агент — это я). — И знаешь, что я сейчас сделаю?
Ее вопрос был подобен запущенному часовому механизму. Нависла напряженная тишина, вот-вот готовая взорваться.
— Возьму черную краску… и замажу все картины.
— Нет! Подожди!
Я повернулся к Шарлотте, жестом объяснил ей, что ситуация важная, но я скоро освобожусь, и захлопнул дверь в спальню.
Мне потребовалось около часа, чтобы более-менее успокоить Солей. Из нашего разговора, во время которого я беспрерывно бродил по коридору, скрипя деревянными половицами, я понял, что на этот раз мы имеем дело не просто с творческим кризисом, какой время от времени переживает любой художник. Солей Шабон безнадежно влюбилась. В кого? Этого я так и не смог из нее выудить. Но страдания любви напрочь лишили ее творческой силы. Отныне мир представлялся ей черной могилой, она ведь была экспрессионистка.
В конце концов она устала говорить. Рыдания сменились всхлипываниями, я снова осторожно посоветовал ей лечь в постель, заверив, что все будет хорошо и что я всегда к ее услугам.
Когда в начале пятого я вернулся в спальню, с трудом передвигая онемевшие ноги, моя гостья лежала поперек кровати в позе Спящей Красавицы. Я бережно подвинул ее, освобождая себе место. «Спать», — пробормотала потревоженная Шарлотта, обняла подушку и свернулась калачиком.
О «Розеттском камне» теперь не могло быть и речи.
Я потушил свет и через несколько минут погрузился в сон без сновидений.
Таблетки начинали действовать. Я выпил эспрессо и, спускаясь с Сезанном по лестнице на прогулку, чувствовал себя уже вполне сносно.
Некоторые утверждают, что накануне серьезных потрясений судьба всегда посылает нам знак, который мы должны увидеть. «В то утро у меня было странное чувство…» — говорят они, вспоминая судьбоносный день. Или: «Когда картина упала со стены, я понял, что-то должно случиться».
Очевидно, у меня отсутствуют антенны, воспринимающие такие сигналы. Разумеется, здесь кстати было бы заметить, что тот четверг, перевернувший мою жизнь с ног на голову, начался как-то по-особенному. Однако, говоря по правде, я ничего такого не замечал.
Ни о чем не подозревал, открывая почтовый ящик в подъезде. Мое шестое чувство молчало, даже когда под кучей счетов обнаружился бледно-голубой конверт. «Для Дюка» — было выведено на нем изящным почерком. Помню, как я улыбнулся про себя, решив, что это исчезнувшая Шарлотта посылает таким образом прощальный привет. Мне как-то не пришло в голову, что повсюду таскать с собой в сумочке бумагу ручной выделки довольно странно даже для дамы ее круга.
Я уже хотел вскрыть конверт, как увидел мадам Вернье с хозяйственной сумкой.
— Доброе утро, месье Шампольон, привет, Сезанн, — сказала она. — Вы как будто не выспались? Поздно вернулись вчера?
Мадам Вернье была моей соседкой и жила одна в огромной квартире на первом этаже. Состоятельную и вот уже два года как разведенную, ее будто обходила стороной суета современной жизни. Сама она утверждала, что занята поисками второго мужа. Но и это дело, как видно, было неспешное.
Главное достоинство мадам Вернье — ее любовь к животным — объяснялось тем, что она располагала свободным временем. Поэтому, когда я куда-нибудь уезжал, она охотно брала на себя заботу о Сезанне. Однако самое ужасное состояло в том, что этого времени у нее было слишком много. Поэтому мадам Вернье всегда стремилась втянуть собеседника в продолжительный разговор, даже если он очень спешил.
В то утро она свалилась на меня как снег на голову. Я раздраженно смотрел в ее приветливое, выспавшееся лицо.
Она подошла просто так или уже успела заметить этот небесно-голубой конверт у меня в руках? Предупреждая вопросы о жарких бессонных ночах и бумажных письмах, я незаметно засунул почту в сумку.