Что может покорить сердце такой девчонки?
Я решительно сжал ладонь в кулак и поспешил к одной из уборных: мне нужно было зеркало, чтобы оценить себя со стороны.
Жаль только, что я уже утилизировал останки Осаны Наджими: она, вернее, одна определенная её часть, идеально подошла бы на роль бедного Йорика…
========== 2. Гамлет. ==========
Почти час я убил на то, что репетировал перед зеркалом монологи Гамлета. Я повторял слова по памяти, заметив про себя, что неплохо бы сбегать в библиотеку и выписать себе его реплики поточнее.
От природы я не отличался богатством эмоциональной палитры, но благодаря семпаю и его присутствию в моей жизни смог раскрыть свой потенциал и представлял себе, как это – чувствовать что-то.
Когда-то давно я видел по телевизору экранизацию знаменитой трагедии Шекспира. Помню, моего отца просто потряс исполнитель главной роли. Папа сказал тогда: «Вот что значит по-настоящему жить на сцене».
Мне тогда было слишком мало лет, чтобы понять, о чем именно говорил отец, но теперь я осознал: тот актер отличался истинным даром.
Значит, моя задача – максимально точно скопировать его.
В обеденный перерыв я, наскоро запихнув в себя онигири, помчался в библиотеку и, взяв там томик Шекспира, выписал один из монологов Гамлета – тот самый, что актер из моего детства столь проникновенно читал. Заучив строки наизусть, я постарался прорепетировать их про себя, но ничего не выходило: в читальном зале было полно народа, и их шепот, скрип ручек по бумаге, шелест книжных страниц невероятно отвлекали.
Махнув рукой, я решил, что не стоит чрезмерно циклиться на этом; нужно всего лишь положиться на свою память и повторить каждый жест, каждую интонацию того артиста.
И всё получится. Провала я себе позволить не мог.
Я поднял голову и посмотрел на другой конец помещения. Там, за одним из столов, сидели семпай и его сестра. Они шепотом переговаривались, склонившись над довольно объёмным томом. Как я понял, Ханако тренировала брата перед репетицией, всё же уломав его поучаствовать в кастинге.
Что ж, младшая из семьи Ямада, как ни прискорбно это признавать, твоим стараниям придётся пропасть втуне. Семпай, не отличавшийся особой эмоциональностью, всё же был человеком крайне искренним и вряд ли годился для лицедейства. На сцене он будет представлять собой один огромный провал, и моей целью было подчеркнуть это ещё больше.
Я закусил губу. Конечно, неприятно было подвергать любимого человека такому унижению, но так было лучше для него самого, ведь эта Кизана совершенно не пара ему. На эту роль гожусь только я.
Из задумчивости меня вывел шум: все вокруг быстро засобирались, и я, посмотрев на наручные часы, осознал, что просидел в библиотеке несколько дольше, чем планировал. Сдав книгу, я пошел к себе в класс и успел аккурат за несколько секунд до звонка на урок.
Обычно столь охочий до знаний, я просидел до половины четвёртого, как на иголках, постоянно сверяясь со временем. Как только прозвучал сигнал окончания занятий, я, молниеносно собрав вещи, первым покинул аудиторию и ринулся вниз.
По пути к театральному клубу я заглянул в уборную и, встав перед зеркалом, придирчиво осмотрел себя. Природа не обидела меня внешностью и ростом – в общешкольном строю я стоял вторым после Фреда Джонса, американского ученика, сына дипломатов, – но одного этого, естественно, было мало. Кизана искала именно талант, а не просто красивую вывеску.
Что ж, она получит всё сполна.
Поправив форменный пиджак, я пошел к двери в помещение лицедеев и, постучав, вошел внутрь.
Убранство этого царства Аполлона было довольно агрессивным, на мой взгляд: стены, обитые какой-то парчовой материей фиолетового цвета, стулья с кроваво-красной обивкой, мощные светильники, вмонтированные в потолок. Декорация в виде огромной картонки, на которой был нарисован средневековый каменный замок, делила комнату пополам. За ней, отгороженное алой занавеской, располагалось закулисье, где хранились костюмы и реквизит.
Здесь наши актеры и прочие члены театрального клуба репетировали и готовили свои спектакли, выступать же они предпочитали в спортивном зале.
Разумеется, Кизана Сунобу уже была здесь. Стоя у декорации, она с гордо поднятой головой отдавала приказания кучке первоклассников, которые плясали вокруг неё, как дети вокруг новогодней ёлки. Увидев меня, она прищурилась и, повелительно взмахнув рукой, поманила к себе.
– На роль Гамлета? – отрывисто спросила она.
Я молча кивнул, сжимая в пальцах ручки школьной сумки.
– Жди там, – старшеклассница ткнула наманикюренным пальцем налево, туда, где уже сидел какой-то парень.
Склонив голову, я пристроился рядом и улыбнулся.
– Тоже собрались пробоваться? – вежливо спросил я, памятуя о том, что дружелюбие – это огромный плюс к репутации.
Юноша равнодушно посмотрел на меня. Он носил очки с сильными стеклами, отчего его глаза казались совсем маленькими, и красную повязку на предплечье, свидетельствовавшую о том, что он был главой какого-то кружка. Последняя смялась настолько, что я не сразу заметил её.
– Я просто посмотреть, – помотал головой он, почёсывая щеку испачканными в краске пальцами.
Я нахмурился, силясь вспомнить, кто же это. Что ж, имелся лишь один способ узнать, разве нет? Продолжаем играть в дружелюбного и общительного школьника, который настроен положительно абсолютно ко всем…
– Айши Аято, – представился я, слегка поклонившись. – Класс «2-1».
– Гейджу Цука, – равнодушно кивнул он, отвернувшись к импровизированной сцене.
Истолковав этот жест правильно, я замолчал. Я уже слышал это имя, вернее, видел: на стенде, где перечислялись клубы, было написано, что именно этот человек возглавлял художественный. Одна из его работ висела у двери кружка – плачущий человек, сидевший на камне, о который разбивались неистовые океанские волны. Картина была невероятно пронзительной, и оставалось лишь удивляться, что она вышла из-под кисти такого сдержанного человека.
Но тут в помещение вошел семпай, и я, напрочь забыв об этом Гейджу, во все глаза уставился на любовь всей своей жизни. Сестра подвела его к Кизане, и последняя, даже не став слушать Ханако, раздраженно указала в ту сторону, где сидели мы.
Таро подошел ближе, и я, с трудом поднявшись на ватных ногах, неловко поклонился ему. Гейджу же даже не пошевелился, продолжая смотреть куда-то в стену.
– Не стоит церемониться, – мягко промолвил семпай. – Я Ямада Таро. Тоже пришли пробоваться на Гамлета?
Моих сил хватило лишь на то, чтобы, тяжело плюхнувшись на стул, коротко кивнуть.
– Меня сюда затащила моя сестренка, – семпай приземлился на сиденье рядом со мной, задвинув сумку под стул. – Кизана-сан предложила пройти прослушивание, и я хотел было отказаться, но Ханако настояла, хотя, должен признаться, актер из меня не очень.
Я промычал что-то невнятное, в душе проклиная себя за это: в присутствии любимого человека мои челюсти словно склеивало патокой, и я терял всё красноречие, свойственное мне в обычной жизни.
К нам присоединились ещё один первоклассник, который, мелко дрожа, ежесекундно сверялся со смятым листком, на который он переписал монолог, и Будо Масута – глава клуба боевых искусств, самый сильный человек в школе и неизменный призёр местных соревнований.
Правда, мне не было понятно, зачем он заявился сюда: этот старшеклассник отнюдь не выглядел заядлым театралом.
Он обвел взглядом всех присутствующих и, отыскав меня, почему-то покраснел. Чуть не усевшись мимо стула, он прочистил горло и и сделал вид, что невероятно увлечен расписанием репетиций, висевшим на стене.
Странно. Сейчас этот каратист походил на меня: он вел себя почти точно так же, как и я рядом с семпаем…
Не может же быть…
И тут Кизана громко хлопнула в ладоши.
– Думаю, мы ждали достаточно, – решила она. – Претенденты на роль Гамлета! Покажите-ка, чего вы стоите!