Что ж, значит, придется рискнуть: я сам смешаю себе нечто, напоминающее отбеливатель по составу. Конечно, я и понятия не имел, сработает ли это, да и о перечне и пропорциях элементов имел представление весьма туманное, но выбора не было.
Выйдя из кладовой, я побрёл к лестницам, решив одновременно глянуть на расписание занятий научного клуба: мне совсем не хотелось столкнуться с членами этого кружка в лаборатории.
Пред стендами я увидел Кагу Кушу – чудаковатого старшеклассника, увлеченного жаждой всевозможных знаний. Он как раз являлся президентом научного клуба и, судя по его расстроенному виду, в лабораторию явно не собирался.
Одетый в белый халат поверх формы, резиновые перчатки до локтей и болтавшиеся на шее странноватые очки, похожие на те, что используют в бассейне, он держал в руках стопку флаеров и пытался всучить один из них хоть кому-нибудь, громко декларируя:
– За наукой будущее! Вступайте ко мне! Ну же, ребята, я научу вас всему, что знаю сам!
Но никто не проявлял особого энтузиазма. Школьники, что не состояли ни в одном из кружков, торопились поскорее переобуться и уйти, даже не глядя на ученика, чуть ли не впадающего в отчаяние.
Кага Куша был… Изгоем.
Нет, его не били, не унижали, не судачили о нем за глаза. С ним просто не общались. Так часто бывает со школьниками, которые не походят на других.
О нём, насколько я помню, даже вышла большая статья в местной газете. Немудрено, ведь настоящие гении рождаются не так часто.
Кага-кун начал говорить связанными фразами в полгода, в восемь месяцев уже читал. В два года он уже свободно перемножал двузначные числа, а в три разобрал жесткий диск компьютера и собрал обратно.
Наука была его страстью. Он превосходно разбирался в физике и химии, но особое место в его сердце занимала робототехника. На всех школьных фестивалях он с удовольствием представлял собственноручно спроектированные и собранные диковинные машины.
Но друзей у эксцентричного будущего учёного с вечно растрёпанными волосами и диковатой улыбкой не было. Его сторонились, стараясь общаться как можно меньше, и остерегались вступать в его клуб. В прошлом году, кроме него, в научном кружке присутствовала ещё одна девчонка, которая хотела стать микробиологом, но недавно она выпустилась, и теперь Куша остался один. А по правилам нашей школы, нужно, чтобы в клубе состояло хотя бы двое, иначе он упразднялся.
Я остановился неподалеку и склонил голову набок, наблюдая за тем, как старшеклассник безрезультатно метался от одного соученика к другому. В моем мозгу постепенно складывался план…
Что, если я его спасу?..
Я подошел ближе и негромко позвал:
– Кага-семпай!
Подпрыгнув от неожиданности, старшеклассник резко повернулся и сфокусировал взгляд на мне. На его лице появилась совершенно дикая улыбка.
– О! – он в два прыжка преодолел расстояние между нами. – Э-э-э… Прости, твоё лицо кажется знакомым, а вот имя как-то вылетело из головы…
– Айши Аято, – я поклонился. – Класс «2-1».
– Замечательно, – он сунул мне флаер. – Аято… Я могу называть тебя по имени? Я где-то читал, что звук собственного имени настраивает человека на позитивный лад… Кстати, ты тоже зови меня Куша; давай отбросим формальности… Слушай, я тут набираю новых членов для научного клуба… Ты не заинтересован?
Я поднял уголки губ и принял бумагу. Кага даже задержал дыхание, ожидая моего ответа… Бедняга. Но нужно обязательно выдержать паузу, чтобы эффект от моих слов стал ещё сильнее.
Итак, четыре секунды… три… две… одна…
– Я почту за честь вступить в твой коллектив, Куша, – вымолвил я.
Старшеклассник выпучил глаза, словно не веря своим ушам. Потом, запрокинув голову, он расхохотался так громко, что все, кто ещё стоял у шкафчиков, немедля повернули к нам головы.
– Да! – Кага, подавшись вперед, порывисто обнял меня. – Извини, Аято, просто я так тебя люблю сейчас! Ты спас мой клуб! Пойдём наверх сейчас же и заполним заявление, пока ты не передумал!
Я кивнул и покорно пошел за ним к лестнице, посмеиваясь в душе.
Кажется, в конце моего тоннеля забрезжил свет…
========== 5. Белый — цвет позора. ==========
Кага взлетел по ступеням так, будто у него за спиной выросли крылья. Он даже начал насвистывать какой-то мотив, в котором я не без удивления узнал «Лунную сонату».
Распахнув передо мной дверь помещения клуба, Куша посторонился, и я прошел внутрь.
В комнате царил настоящий хаос. На полу валялись кабели различной толщины, длинный верстак был завален инструментами, запчастями от роботов, колбами и исписанными убористым почерком клочками бумаги. На боковом столике в одной из реторт что-то опасно булькало.
Вдоль одной из стен шел стеллаж, полки которого были плотно заставлены картонными коробками; некоторые из них щеголяли небрежными надписями черным маркером.
– Так… Где же это… – старшеклассник начал копаться в одном из ящиков верстака и через несколько секунд с победным кличем извлек на свет божий форму заявления на вступление в клуб.
– Вот оно!
Я взял у него листок, склонившись над столом, быстро заполнил и вернул. Кага выхватил у меня заявление с таким видом, будто оно было золотым, и побежал к двери, бросив мне через плечо:
– Сейчас вернусь, только отнесу документ завучу!
И я остался в одиночестве.
Глубоко вздохнув, я обвел внимательным взглядом это помещение.
Итак, кем был Кага Куша? Ребенком, изолированным от прочих детей из-за своей гениальности. Он не мог ни с кем общаться, так как его уровень развития намного превышал уровень его сверстников, и мальчику ничего не оставалось, кроме погружения в науку.
В школе ситуация не изменилась, и Куша по-прежнему пускал почти всю свою энергию в инструменты, книги, инструкции, эксперименты и чертежи. У него не было другой отдушины, кроме этого, и, сохранив этот клуб, я спас ему больше, чем жизнь.
Теперь я мог попросить его смешать мне отбеливатель, будучи в полной уверенности, что никто об этом не узнает: с прочими школьниками этот чудаковатый старшеклассник не общался, а учителям докладывать и вовсе бы не стал, да и к чему?
Сияющий Кага вернулся через десять минут. Подойдя ко мне, он встал на колени и склонился, чуть ли не касаясь лбом пола. В Японии поклон такого рода отвешивают либо в знак великого уважения, либо для того, чтобы извиниться за какое-либо жуткое прегрешение. В данном случае, однако, он выражал благодарность.
– Проси чего хочешь, Аято, – произнес он, распрямляясь и вставая на ноги. – Всё, что в моих силах, я для тебя сделаю. Ты даже не представляешь, какую услугу мне оказал!
А вот тут он был неправ: я представлял. Это же простая линейная психология, что тут может быть непонятного?
– Не стоит, – улыбнулся я. – Я рад помочь.
Он улыбнулся и фамильярно хлопнул меня по плечу.
– На самом деле, – продолжил я. – Я бы хотел смешать отбеливатель…
– Смешать? Отбеливатель? – эхом повторил Куша, нахмурившись. – Чем тебе не угодил покупной?
– Я задыхаюсь от его резкого запаха, – на ходу придумал я. – Но для уборки это средство идеально, как и для того, чтобы вывести пятна с белых вещей.
Старшеклассник поднял брови.
– Что ж, это нетрудно, – бросил он. – Я управляюсь за пятнадцать минут; тебе это подходит?
Я кивнул, стараясь скрыть свой восторг: в самых своих смелых ожиданиях я и надеяться на подобное не мог. Видимо, чувство благодарности, что испытывал Куша, оказалось чересчур сильным.
Что ж, это можно будет использовать чуть позже, приходя сюда и помогая ему. Этот человек ни с кем не дружил, и моё внимание обязательно вызовет у него стопроцентный эмоциональный отклик.
Ведь при всей своей эксцентричности этот старшеклассник не был психопатом.
В отличие от меня.
Куша небрежно скинул с сиденья шаткого стула какой-то пакет с гайками и предложил мне сесть. Вытащив респиратор из одной из коробок и надев, он попросил подождать.
Я послушно приземлился на сиденье, надеясь про себя, что этот древний колченогий стул не развалится прямо подо мной, и вытащил из сумки один из учебников: к чему терять время, если можно пока повторить пройденный материал?