– Ну вот, – сказала она, – закончила. – Пригладила руками растрепавшиеся пряди. – Вроде симпатично.
– Симпатично? – Он взъерошил свой ежик. – Я не на такой эффект рассчитывал.
– А на какой?
– Хотел выглядеть как можно более невинным. – Он улыбнулся ей, глядя в зеркало. – Безобидным, вне подозрений.
Сидя на кровати, она смотрела, как он смахивает волоски со своей майки. Он побрызгал подмышки дезодорантом, плеснул лосьон после бритья на ладони, потер их друг о друга и похлопал щеки.
– Мне придется идти в суд и отвечать на вопросы? – спросила она. – Или они просто зачитают мои показания?
Словно не слыша ее, он натянул новую полосатую майку. Они с мамой купили ее на прошлой неделе; ценник все еще болтался сбоку. Он оторвал его и вручил ей:
– Выбросишь.
Она сунула ценник в карман:
– Ты меня слышал?
Он поправил майку, разглаживая морщинки перед зеркалом:
– Ты единственная была дома все время, значит, ты – главный свидетель. Так что в суд идти придется, не сомневайся.
У нее в животе все сжалось.
– Но они же не смогут заставить меня говорить.
– Если ты ничего не видела, не смогут.
Она кивнула. При взгляде на него ее охватила смесь жалости и страха, потому что мысль о том, что она должна и не должна говорить, ее пугала. Она уже две недели на этот счет переживала. Однажды дошла до того, что представила, будто взорвалась атомная бомба и никто не выжил, кроме нее. В этом выдуманном мире она бродила, открывая и закрывая двери, гоняя пыль ботинком и рассматривая вещи. И было так спокойно.
Она закусила губу:
– Когда меня в полиции допрашивали, я сказала, что, когда ты и все остальные вернулись, я сразу пошла наверх спать.
– Ну, тогда все в порядке.
Элли бросило в жар, когда она вспомнила, как встала с дивана в тапках и пижаме. Карин и ее подружка Стейси были такие шикарные, а вокруг них вились ребята – все только что пришли из паба. Девчонки улыбнулись ей, сказали, чтобы оставалась, поболтала с ними. Но по лицу брата она поняла: тот хочет, чтобы она сидела наверху и не высовывалась, – и, чувствуя себя полной идиоткой, Элли сказала, что у нее болит голова, и ушла.
– А еще я им сказала, – продолжала Элли, – что чуть позже выглянула в окно и видела всех на улице.
Том повернулся и уставился на нее:
– Я этого не знал.
– Я просто сказала, что все выглядело так, будто вам весело, а вы с Карин обнимались.
– Ты зачем это сказала?
– Потому что копы должны знать – она к тебе неровно дышала! А что, не надо было?
– Да нет, нормально, – ответил он. – Не расстраивайся. Они меня поджарить хотят, не тебя.
– Она же всю ночь с тобой заигрывала. – Элли сжала кулаки так, что ногти вонзились в ладони. – Ты же когда в спальню пошел за спальным мешком, она наверняка просто на тебя набросилась, и все?
Том поморщился:
– Не могу сказать, что я этим горжусь, Элли, но так, в общем, все и было, да.
Она кивнула:
– Так я и думала.
Он вернул стул на место, под стол:
– Может, хватит уже об этом? Мне не очень-то приятно обсуждать со своей младшей сестрой какой-то несчастный перепихон с этой сумасшедшей девкой. Пойдем лучше вниз, может, им помощь нужна.
Он скомкал газеты и выбросил их в урну. Элли собрала волосы в углу и сделала то же самое. Какая же она идиотка! Зачем напомнила ему о той ночи теперь, когда он в безопасности, дома, с семьей?
– Наряжаться не будешь? – спросил он. – Семейный праздник и все такое… Один за всех…
Он пытался рассмешить ее, копируя отца.
– И все за одного, – ответила она, желая подыграть ему.
Он погладил ее по голове:
– Не забывай о главном.
Еще одно папино выражение. Не забывай о главном – кто ты есть. И на чьей ты стороне.
Шесть
Они припарковались у реки и зашагали по дорожке к дому. Джеко впопыхах скармливал Майки информацию со странички Тома на «Фейсбуке». Он зашел на сайт с рабочего компьютера, и теперь оба знали, что ублюдок любит гольф и хорошенько поспать, а все друзья с его странички – девушки.
– Любимый актер – Вин Дизель, – добавил Джеко, – хотя не думаю, что это должно нас волновать, потому что ему и «Где Уолли?»* нравится. – Он щелкнул пальцами и засмеялся. – Взять его будет проще простого.
* Детская книжка с картинками. – Здесь и далее примечания переводчика.
Но у ворот Джеко притих. Они стояли, раскрыв рты и пялясь на открывшееся их глазам. Дом светился, как на Рождество: все деревья в гирляндах, факелы – настоящие огненные факелы – расставлены вдоль тропинки.
Джеко присвистнул:
– Блин, да они ни в чем себе не отказывают, я смотрю.
– Совсем стыд потеряли. Говорил же тебе.
Майки дом показался еще огромнее, чем в прошлый раз. В нем, наверное, было не меньше пяти спален, и трава окружала его со всех сторон. На траве росли цветы, яркие даже в темноте, как покупные цветы из магазина, которые просто воткнули в землю. Видимо, счета на отопление этих людей не заботили, наверняка они швыряли деньги налево и направо, включали батареи на полную мощность, оставив дверь открытой, и на ночь даже не проверяли, работают ли электроприборы. Майки это завораживало, но одновременно вызывало отторжение – почему некоторым достается все? почему одним детям все дается за просто так?
– Думаешь, раскусят они нас? – спросил он. Джеко оскорбленно нахмурился:
– Никто нас не раскусит.
– А поцарапанный «ягуар»? Думаешь, поймут, что это я?
– Не парься. У этого ублюдка, поди, много врагов. Ты только ключом своим не тряси. – Джеко в последний раз набрал в легкие дыма и выбросил окурок на дорожку. – Уговор помнишь? Первый, кто его увидит, шлет другому сообщение, после чего переходим ко второй фазе.
Майки проверил, работает ли телефон. Ну, хоть какой-то план. Джеко выступил первым, уверенно открыл входную дверь и вошел в дом, как будто все ему там было знакомо. Майки же обошел особняк сбоку вместе с другими только что прибывшими гостями. За домом был сад. Здесь все выглядело совсем по-другому: Майки показалось, будто он в тропиках; от газовых фонарей шел горячий воздух, а трава была по-прежнему влажной от дождя.
Народу собралась целая туча, как детей, так и взрослых. Они группками стояли на лужайке или сидели за столами в шатре с напитками и тарелками. Майки оторопел, представив, сколько труда пошло, чтобы все это организовать.
Он взял бокал с пивом с подноса официантки и залпом опрокинул половину. Узнает ли его кто-нибудь из школы? Он ее закончил два года назад, а эти ребята, похоже, сплошь из тех, кто в колледж ходит, так что навряд ли. Глотнув еще пива, он попытался сосредоточиться. План – найти Тома Паркера. И сообщить об этом Джеко.
За одним столом сидела группа парней, еще несколько ребят стояли в очереди к шведскому столу и хлебали пиво у ограды. У всех у них был вид откормленных богатеев, как Майки и рассчитывал, но ни один не был похож на нечеткое фото, что Джеко показал ему в машине.
Он разок обошел весь сад по кругу. В колонках гремела музыка, листья на деревьях трепетали, земля тряслась под ногами. Он ненавидел их всех, с их дорогими шмотками, вином и шампанским. Вспомнил сестер, которые сейчас дома: Холли, рисующую безумные картинки коричневыми и серыми карандашами; Карин, которая пытается приготовить что-нибудь на ужин, хотя в доме шаром покати. Мать наверняка спит. А этим людям плевать на его семью. Они пришли, чтобы поддержать Тома Паркера. Да наверняка они сейчас смеются над Карин! Шепчутся, перемигиваются. Это непростительно.
Мимо прошла девчонка на очень высоких каблуках. Она была пьяна, Майки сразу понял.
– Эй, – проговорил он, – я Тома Паркера ищу. Знаешь его?
Она остановилась и улыбнулась. Глаза у нее были темные, обведенные синим.
– А ты кто?
Нельзя было вот так вот с ходу попасться.
– Джо, – ответил он. Он должен был назваться чужим именем, да к тому же она его больше и не увидит никогда.