Только в полуторагодовалом возрасте он учится проводить черту между собой и окружающим миром. Он учится с помощью того, что мы называем воспитанием, свое непосредственное переживание жизни, связанности со всем и радости отождествлять с тем именем, которое получает от родителей. Родители указывают на тело и повторяют имя до тех пор, пока ребенок в конце концов не отождествляет свое первоначальное единство с жизнью – с этим именем и не начинает обозначать себя «Я». Таким образом, переживанию единства отводятся совершенно четкие границы. «Я» находится внутри, все остальное находится вовне – и это «Ты», иное – и с этого момента должно восприниматься как нечто отдельное. Слово, само имя, является ограничительной чертой, хотим мы этого или нет. Мы научились отождествлять непосредственное переживание с нашим именем и немедленно чувствуем физическое разграничение. На пребывание в этом теле мы бурно реагируем отчаянием. Мы как бы покинули рай единства и ощущения полноты жизни.
Шутка в том, что непосредственное переживание «Я» и «Ты» все еще питается нашим первоначальным переживанием единства и ощущения жизни. Ничего не изменилось, просто мы теперь устанавливаем ему границы и по-другому называем.
В процессе воспитания к этому отождествлению переживания и имени добавляются все новые атрибуты. «Я» теперь становится мальчиком или девочкой в противоположность другим, которых мы называем «Ты», все равно – мальчика или девочку. Эти девочки или мальчики – хорошие или плохие, милые или нахальные, слабые или сильные. Эти мальчики и девочки становятся мужчинами и женщинами, отцами и матерями, предпринимателями и предпринимательницами – копится все больше и больше атрибутов.
А то, что наделяет все эти атрибуты реальным смыслом, – все то же непосредственное переживание жизни, ее восприятия и радости. Мы все больше идентифицируем себя с ними, пока окончательно не становимся теми, кем себе кажемся, опираясь на эти атрибуты. Печальным образом эти атрибуты – всегда лишь только какие-то аспекты и части целого. Они всегда разделены, неполны и несвободны. Если мы дадим им еще и временное измерение и погрузимся в иллюзию непрерывности, то тут же будто сама собой возникнет история – меня и моей жизни.
Чувство заключения в одном физическом теле с некой своей личной историей (страданий) и идентификации со всеми атрибутами этой истории, повергает нас в глубокое отчаяние. Оно существует в корне любого эго, и испытывать его, разумеется, неприятно. Поэтому мы стараемся избегать его, вместо того чтобы непосредственно его пережить. Мы стараемся избавиться от него – просто удрать прочь! Но это порождает страх потеряться. Лучше мы будем чувствовать страх, чем отчаяние. Это, правда, тоже неприятно, и поэтому мы предпочитаем быть грустными, чем испуганными. Чтобы и этого не ощущать, мы просто начинаем испытывать злость из-за того, что кто-то сотворил с нами такое. С тобой в твоей жизни случалось избегать грусти, злости или других негативных эмоций?
Все это стратегии избегания страданий, чтобы не чувствовать то, что вызвала наша иллюзорная самоидентификация. Мы предпочитаем проецировать эмоции в окружающий мир. Таким действием мы не только оправдываем их, но и не вынуждены больше их испытывать. Лучше мы будем злиться на обстоятельства нашей жизни, чем переживать агрессию по отношению к себе. Жаль, ведь именно она может указать обратную дорогу к непосредственному переживанию и единству, по которым мы так тоскуем.
Часто в повседневной жизни мы не понимаем, насколько такой механизм избегания определяет нашу жизнь и наше переживание и насколько этот механизм управляет нами. Наше нежелание непосредственно переживать эмоции – как засов на дверях темницы, выбранной нами добровольно.
Если ты только однажды присмотришься к тому, что средства массовой информации на самом деле делают с нами, манипулируя нашим страхом и агрессией, подстегивая их словами «экологическая катастрофа», «террористический акт», «финансовый кризис», «биржевой крах»! С этого момента твой страх получит новое название и уйдет из тебя. Сейчас ты сможешь протестовать против того, что они передают, или злиться на это. В итоге это окажется твоим страхом. Только ты можешь непосредственно переживать его, не вовне, а здесь и сейчас, приобретая непосредственный опыт. Тогда ты переживешь то, что открывается в результате твоего бездействия, что ты обнаруживаешь в том, что называешь действительностью.