— Ну, чего ты? Насть?..
— Да ничего, — та усердно дула на свой кофе, — Пей и проваливай.
— Я что-то сделал не так? — Журавлёв едва улыбнулся красивым ртом.
— А что ты вообще сделал так? — откинувшись на спинку стула, Настя скрестила руки на груди, — Вот скажи мне, что ты в этой жизни сделал так?
— Начинается, да? — вздохнув, он снова взял в руки чашку.
— Я могу и не начинать. Всё равно бесполезно.
— Ну, ладно тебе, чего ты… — он взял в руку её ладонь и слегка сжал, — Просто вчера с ребятами посидели. Даже Димон почти в ноль был, его Наташка еле домой увезла.
— Почему-то позавчера ты не пришёл, когда был трезвый…
— Позавчера мы в ночном клубе почти до трёх ночи играли. Не захотел тебя тревожить.
— Ага, — она насмешливо посмотрела на него, — а сегодня в два тридцать захотел… Да, Журавлёв?
— Ну, всё, больше не буду, — встав со стула, он подошёл к девушке и обнял её сзади, прижался щекой к голове, — Правда, не буду…
— Зарекалась свинья… — Настя сердито тряхнула головой, — Женя, тебе уже тридцать лет стукнуло… А что за душой? Гитара и микрофон? Живёшь, как неприкаянный… то тут, то там… И я вместе с тобой не живу, а мыкаюсь.
— А что, тебе плохо со мной? — целуя её в шею, он одной рукой скользнул за ворот халата, а другой попытался расстегнуть на нём верхние пуговицы.
— А тебе со мной? — она перехватила его руку и оттолкнула.
— Мне с тобой нормально, — снова забираясь ей под полу, промурчал он.
— Вот именно — нормально, — с горечью произнесла Настя, — Господи… Сколько у тебя было баб… Неужели не хочется иметь нормальную семью?..
— А разве у нас с тобой не семья? — расстегнув, наконец, все пуговицы, он резким движением приподнял её со стула и, повернув к себе, начал целовать.
— Да какая семья?! — слабо уворачиваясь от его поцелуев, девушка попыталась оттолкнуть его от себя, — Какая семья, если ты ни меня к себе не зовёшь, ни сам ко мне не переезжаешь?! Третий год вот так… Приходящий сожитель… А мне уже двадцать восемь…
— Серьёзно?! — он подхватил её на руки и шагнул из кухни в спальню, — Сейчас разберёмся…
— Ну, и что вы вчера отмечали? — чуть позже, лёжа в постели, Настя грустно наблюдала, как Журавлёв, надев джинсы и свитер, заглядывает под кровать в поисках второго носка.
— Как что? — протянув руку, он тщетно шарил ею под кроватью, — Сегодня же открытие морозовского творческого центра. Вот, вчера были последние приготовления… ну, и мы приготовились…
— Морозов… — Настя усмехнулась, — он же младше тебя, кажется… А сколького уже добился в жизни… А ведь такой же музыкант, как и ты.
— Ну, ты вспомни ещё, что у него двое детей и жена красавица, — хмыкнул Женька.
— К которой ты до сих пор не равнодушен, — Настя язвительно усмехнулась в ответ.
— Не гони гусей, — он наконец-то нашёл второй носок и, усевшись на полу, натягивал его на ногу, — И Наташку ко мне не приплетай.
— Да я прекрасно помню, как она у нас в ресторане пела… Ты от неё ни на шаг не отходил. А ребёночек-то?.. До сих пор непонятно чей, Морозова или… или твой…
— Ну, чего ты несёшь?! — встав на ноги, Женька вдруг резко развернулся к ней, — Ты ещё где-нибудь вот это ляпни…
— А что ты так испугался, — Настя ехидно прищурилась, — Значит, правда?..
— Слушай… — сжав губы, он несколько секунд молчал, как будто боясь сказать что-то очень обидное для неё, — Наташку не трогай, поняла?! Я тысячу раз говорил, что между нами никогда и ничего не было… Да и пацана ты видела, вылитый Мороз… Чего языком мелешь? Ты ещё её дочку мне припиши.
— Всё равно ты к ней неровно дышишь, — Настя со злостью откинула одеяло и села на постели, — Журавлёв, меня не обманешь! Я почти всех твоих баб знаю… всё на моих глазах было. Но ни к одной из них я бы тебя сейчас не приревновала! А тут что-то нечисто…
— Нечисто… — он обернулся на пороге, — Но это совсем не то, о чём ты думаешь.
— А что тут думать?! — выкрикнула она ему вслед, — Что тут можно думать?! Опять уходишь?! Показался, как красное солнышко, и опять исчезнешь?! На день?! На неделю?! А, может, навсегда?!
— Может, и навсегда, — схватив куртку, он громко хлопнул дверью.
— Господи… — Уронив лицо в ладони, Настя горько расплакалась, — Как я устала… Господи… ну, помоги… помоги мне его разлюбить…
Выйдя из дома, в котором жила Настя, Женька направился к автобусной остановке. Неожиданное застолье, устроенное вчера вечером в новой студии, которую открывал Димка Морозов, к часу ночи «уложило» всех участников рок-группы «Ночной патруль», бессменным руководителем, солистом и композитором которой являлся Дима, поэтому, вызвав по телефону свою жену, он, запинаясь на каждом слове, честно признался, что не в состоянии вести машину. Приехав через полчаса на такси, Наташа каким-то чудом затолкала всех пятерых, не вяжущих лыка, «патрулей» в салон их нового «Ауди» и ещё минут сорок развозила по всему городу по домам. Когда в салоне остались лишь Морозов и Журавлёв, она решила по пути сначала закинуть домой мужа.
— Жень, подожди немного, я Димку домой отведу, ладно? Я детей одних бросила, душа разрывается… Хоть посмотрю, как там они… — кивнув Журавлёву, она вышла из машины возле своего дома.
— Ну, что, всё нормально? — спросил он, когда Наташа вернулась через несколько минут.
— Да, всё хорошо, спят, — кивнула девушка, — да и Дима протрезвел, если что…
— Ты уж прости нас, Наташка… — Женька виновато улыбнулся ей в салонное зеркало, — Я понимаю, что такое детей одних оставлять…
— Ну, не совсем одних, — она улыбнулась ему в ответ, — мы сегодня у Диминых родителей ночуем, они просто в комнате одни, а так — с бабушкой и дедушкой.
— А разве вы ещё не переехали к себе?
— Ой, мы и тут, и там, — рассмеялась Наташа, — Я же чуть ли не из роддома на сцену вышла. А детей куда?.. Хорошо, что квартиру через стенку с родителями купили, далеко не надо бегать. У нас теперь две спальни…
— Вам няня нужна, — вполне серьёзно заметил Журавлёв, — тем более, у вас сейчас такие дела заворачиваются.
— Нужна, — кивнув, Наташа нажала на газ, — Но страшно… Валера-то уже большой, ему три с половиной года… А вот Анечка совсем маленькая, три месяца… Ну, какой няне я смогу её отдать? У меня единственная няня — Анна Сергеевна… Вот, на неё только и надеемся.
Вспоминая сейчас прошедшую ночь, Журавлёв ловил себя на мысли, что Настя в чём-то права… Он, действительно, относился к Наташе Морозовой особенно, не так, как ко всем остальным женщинам. Глядя на неё сейчас, он часто вспоминал её восемнадцатилетней девочкой, которую он впервые увидел на дне рождения у Димки Морозова пять лет назад, и потом, когда она вместе с ним работала в ресторане… Поссорившись, тогда они надолго расстались с Димой. Попытка завязать лёгкие отношения с белокурой стройной девушкой увенчалась абсолютным поражением, но почему-то Журавлёв по-братски прикипел к Наташе, узнав, что она беременна… он буквально опекал её все эти несколько месяцев, пока она пела вместе с ним в ресторане по вечерам, так, что ни у кого не оставалось сомнений, что Наташкин ребёнок — от него, Женьки… И только поразительное сходство родившегося Валерки с Димой рассеяло сомнения окружающих, благо, к моменту его рождения влюблённые родители снова были вместе…
Доехав на автобусе до своего дома, Женька поднялся в квартиру. Холостяцкое жильё было совершенно не обременено мебелью — большой угловой диван в комнате, как пристанище для него и случайных гостий, шкаф-купе, телевизор… Разведясь семь лет назад с женой, он так больше и не женился, ограничиваясь недолгими любовно-романтическими отношениями с представительницами противоположного пола. Исключение лишь составляла Настя — бывшая официантка ресторана, в котором он работал несколько лет назад. Их отношения нельзя было назвать прочными — вместе они не жили, но Журавлёв регулярно оставался у неё ночевать, каждый раз торжественно обещая переехать навсегда… Но, уходя утром, он напрочь забывал об обещании и мог не показываться по нескольку дней. Настя ждала его, потом проклинала, звонила и кричала в трубку, чтобы он больше не появлялся… но, стоило ему снова возникнуть на её пороге, как она кидалась к нему на шею… чтобы наутро снова проклинать и упрекать в непостоянстве…