«Я есть, я нужен! У меня получается, я умею рисовать, мои достижения интересны другим людям», – радостно трепещут маленькие крылышки, и хочется пробовать еще.
А если створки зеркала захлопнуты, детские глаза видят кого угодно, только не себя. И, вжимаясь в старый зеленый диван, девочка Вероника понимает: мамина злость правильная и справедливая. А обида… ну шевелится где-то глубоко. Наверное, это неправильное чувство, оно не должно существовать. Неловко, неуместно такое ощущать. Пойду-ка я лучше пол помою, чтобы мама не злилась.
ЗАМЕЧАЕМОСТЬ – глубинная потребность ребенка, необходимая для здорового развития психики так же, как дыхание для жизни.
– Не-за-ме-ча-е-ма-я, – по слогам произносит Вероника. – Я правильно понимаю: в детстве мама не замечала моих переживаний? Не только в истории с поделкой, но и во многих других проявлениях. И поэтому я толком не научилась замечать себя? Да, так и есть. Кривое отражение получается. Я знаю, ты сейчас скажешь: это не приговор!
Я одобрительно киваю.
– Знаешь, какую штуку я сейчас поняла? Ставить в приоритет интересы других людей – это бесконечная попытка приблизиться к себе. В прошлом ничего не изменить. С мамой уже совсем другие отношения, сейчас она не даст той замечаемости, в которой я нуждалась в детстве. Значит, я могу сама замечать свои чувства и потребности. Это и будет первым шагом к тому, чтобы «выбирать себя». Хотя, погоди… «Выбирать себя» так и хочется заменить на «замечать». Как будто нет разницы между этими понятиями.
Обожаю моменты, когда клиент сам отвечает на свои вопросы. Хороший знак – вершина понимания проблемы пройдена, движемся к ассимиляции.
Подхватываю:
– Не только замечать, но и озвучивать свои чувства. Заявлять о своем отношении к ситуации, в которую тебя приглашают: «Я сожалею, что ты расстроена по поводу вашей ссоры. Я раздражаюсь, что вы опять втягиваете меня в свой конфликт. Мне не просто выделять свое время на эти процессы». Об этом можно и нужно говорить людям. Иначе они и дальше не будут замечать тебя.
Островок «замечаемости» расположен между стимулом и реакцией. Стимул – это, например, мамина жалоба на сестру. Твоя привычная реакция – распахнуть крылья и лететь решать вопрос. Скажи «стоп», прежде чем реагировать. Задай себе несколько вопросов: «Что со мной сейчас происходит? Что я чувствую? Какие ощущения в моем теле? Как отношусь к ситуации?» На этом островке произрастает много интересного.
– М-м-м, предвкушаю, как это будет круто, – улыбается Вероника. – Похоже, мой выбор здорово расширится. Если я стану действовать как раньше, то, по крайней мере, это будет осознанный выбор. Я смогу говорить о своих переживаниях и отношении к ситуации, и это тоже выбор. Как отреагирует человек, никогда не известно. Но я предъявлю свою личность, а не функционал, который привыкла врубать при первом же стимуле. Мне есть о чем рассказать Андрею. Выбираю его своим первым «испытуемым»!
Я желаю Веронике крепких крыльев, и мы прощаемся.
После того как за ней закрывается дверь, размышляю, прохаживаясь по кабинету. Я не сказала Веронике того, к чему она придет сама. Оставлю здесь.
Вы выбираете: отращивать мощные крылья, которые помогут вам достигнуть цели, или дальше удобрять детский страх ограничениями, которые сами себе ставите.
Вы выбираете: искать отражение в ком-то или распахнуть створки собственного внутреннего зеркала.
Вы выбираете: расстроить себя или маму/папу/бабушку.
Вы выбираете: благодетельствовать от избытка, с ощущением «меня достаточно, хочу делиться» или из дефицита, в надежде получить кусочек «замечаемости».
Вы выбираете каждую секунду, даже когда произносите: «У меня нет выбора».
Глава 3. Меня предали. Красиво отомстить или «сдать себя в аренду предателю»?
– Отомстить, – тихо, но уверенно сказала клиентка, едва шевельнув сухими губами.
Передо мной сидела маленькая женщина с огромными, как у ребенка, голубыми глазами. Ее волосы были убраны под обтягивающую ярко-розовую шапочку. Руки она прятала в длинных рукавах зеленого свитера. Из ворота дутого белого жилета торчала тонкая шея. Казалось, одежда была ей велика. Она походила то ли на подростка, то ли на розу, вставленную в сугроб. Кстати, ее так и звали – Роза.
Роза пришла на консультацию впервые. Ни разу не взглянула на меня. Застывшая, она лишь вяло теребила ногтем торчащую из рукава нитку. «Вам комфортно сидеть? Какой запрос на консультацию? Что вас беспокоит? Каких хотите изменений?» – расспрашивая эту женщину, я чувствовала себя щебечущим воробьем, который пытается извлечь из сугроба проскользнувшее вглубь семечко. Ее ответ был кратким – всего два слова: