— Ступай домой, ну куда ты теперь такая грязная пойдёшь? — иронично говорил Паша, сделав грустное лицо, выпятив нижнюю губу вперёд, и напрягая лоб, чуть наклоняя голову вправо.
Я сделала шаг вперёд, когда почувствовала, что парень отпустил меня. Но тут он снова преградил мне путь рукой, говоря:
— А спасибо?
— Пошёл. Ты.
— Нахалка какая, ух! — смеялся Павел. — Иди уж, иди. Нет, лучше беги!
Я медленно шла вперёд, замечала, как красная роза уже валялась вся в пыли на дороге. Чем-то она напоминала мне меня. Ведь я тоже была вся в той пыли, которую надул мне Паша только что, ведь меня также, как и её, растоптали. Вот только у розы остались шипы, а у меня - ничего. Этим-то мы и отличались. Мне больше нечем было защищаться, мне просто осталось лежать под его ногами и ждать, пока меня затопчут окончательно.
Оглянулась назад, он смотрел мне вслед, внимательно и с ожиданием наблюдая, когда я сотрусь с его поля зрения. Я глупая, но я не могу сказать своему сердцу: «Эй, ты сошло у с ума? Это не тот человек, Карина. Он попросту унижает тебя, а ты испытываешь к нему тёплые чувства?». Мой разум понимал это, но сердце нет. Сложно однако было руководствоваться и тем, и тем. Доверится разуму не всегда бывало полезно, повестись на поводу у чувств — ещё куда более хуже.
Разум говорил моему сердцу: «Всё, завтра ты точно перестанешь думать о нём, обещаю», а сердце ему отвечает: « Ну, да, посмотрим, посмотрим».
Порой, спрашивала себя мысленно о том, чтобы перевестись в другую школу, но эти раздумья казались мне абсолютно глупыми, ведь учиться осталось всего ничего, да и переводится из-за одного парня — плохая затея, люди сразу смекнули бы, что что-то здесь не то, и я перешла не просто потому, что его придирки меня раздражают. На людях я делала вид, что мне совсем не до Пашиных оскорблений, иногда, отвечала в ответ, но кроме того, что я его ненавижу, вопросов о том, зачем он это всё делает, я больше ничего сказать то и не могла. Опять же, мне было страшно сказать что-то лишнее и выдать свою тайну, о которой знала только я и моя мать.
Сейчас бы я зашла в квартиру, и она, увидев мой вид, сразу бы поняла в чём дело. Она знала, что ходить на разборки бессмысленно, да и я ей этого не позволю. В конце концов я могла хоть как-то отстоять свои права и защититься без помощи мамы. Тогда, как помощь родителей в таких вопросах вообще не воспринималась. Тебя сразу начали бы называть слабой, беззащитной, и оскорблять стало гораздо больше народу. Они все — сплошное стадо, за которым я никогда бы не последовала. Они действуют по принципу — кто круче, с тем я и буду. Я полагала, если люди равняются просто на человека, который ведёт разгульный образ жизни и считает, что это поднимает его авторитет, то они меняются в плохую сторону. Я старалась вести себя по-другому, и к счастью, меня было кому в этом поддержать.
Зашла в квартиру, навстречу сразу выбежала мама. Глаза её были испуганные, она оглядывала меня с головы до пят, и, пару раз охнув, подошла ближе. С жалостью смотрела мне в глаза, гладила по растрёпанным волосам, замечая, какой у меня был замученный вид. Она взяла меня за руку, и её глаза расширились, заметив синяки у меня на запястьях. Я тут же вырвалась из её рук и отошла чуть дальше.
— Это он сделал? — я молчала. — Отвечай!
Я вздрогнула от резкого крика. Я не могла ничего ответить, не могу. Я не хотела, чтобы у него были такие неприятности из-за меня. Мама так реагировала, потому что Паша никогда не причинял мне физического вреда, но сегодня это произошло.
— Если ты сама мне не признаешься, что это он, то я возьму тебя за руку и поведу в полицию!
— Мама, не надо, прошу.
Не знала я, что будет дальше, но точно была уверена, что ничего хорошего.
========== Глава 2 ==========
На следующий день я спокойно отправилась в школу, даже не подозревая, что задумала моя мать. Как обычно, дружелюбно поздоровалась с тётей Машей, стоящей на входе и проверявшей у младших сменную обувь, с хорошим настроением прошла в раздевалку, поприветствовав одноклассников и подругу. Не хотела думать о том, что произошло вчера, да и по лицам моих одноклассников не сказала бы, что они что-то знают. Удивительно, что у меня было хорошее настроение, ведь по сути, я должна была запереться в комнате и не выходить оттуда, как мне казалось. Конечно я не считала себя героем, но то, что после такого оскорбления я сегодня прихожу на учёбу — для мне был поступок.
Заметила на себе привычный уже всем в округе презрительный взгляд, означающий, что я здесь — ничто, но не подаю вида. Первый урок физкультура, до последнего не хотела на неё идти, потому что совсем неспортивная, да и не любила физические нагрузки. Но так как заканчивала одиннадцатый класс, то в аттестат мне нужна была пятёрка, поэтому и решила пойти. Мне было страшно, не хотела опять терпеть его выходки, ой, как не хотела. Не хотела потом думать о его поступке, о том, как мерзко он со мной обращался, сдерживала себя от слёз, зная, что он попросту был не достоин их. Павел Смирнов — это корабль, большой, даже самый огромный, а я — маленькое море, волны которого усиливается, когда этот корабль проходит по нему. И пока он будет держаться на плаву, волны то и дело будут накатывать… До появления шторма.
Зашла в зал почти последняя, боясь поднять голову вверх и столкнуться глазами с глазами Паши. Девочки пытались меня приободрить, спрашивали, почему я такая грустная и вялая, но я отвечала: «Всё нормально». У меня ведь, и правда, всё было нормально, не считая того, что мне было страшно и неприятно ходить в школу, я боялась в любом парне увидеть Пашу и почувствовать сквозь его взгляд, напрягающиеся от злобы скулы, скрипящие от этого же зубы, как он меня ненавидит. Я даже об этом не хотела думать, не хотела вспоминать его частые слова: «Ненавижу тебя», ведь они делали мне так больно, так больно, что ком в горле вставал, и я редко могла что-то ответить на эти слова.
Я встала в шеренгу с остальными, абсолютно делая всё на автомате, потому что уже знала, как учителя проводят уроки физкультуры, и не слыша вокруг ничего. Учительница что-то говорила, точно стоя напротив меня, и мне казалось, что она говорила это мне, но я уставилась в одну точку, где-то вдали зала. Силуэт Зинаиды Георгиевны приближался ко мне, всё расплылось, и вдруг она затормошила меня за плечо.
— Вавилова, с тобой всё в порядке? — шептала Зинаида Георгиевна, взглянув мне в глаза.
Я медленно кивнула ей, продолжая это делать даже после вопроса: «Точно?». Она дала нам задание — бег десять кругов — а сама ушла.
Я бежала. Услышала, как позади смеялись девочки. Хотелось засмеяться вместе с ними, но только одно мне мешало — мой страх. Я боялась делать любое движение в компании с ним, ведь он и над этим жестоко подшутит, ещё и публично.
Я почувствовала, как кто-то оттянул меня назад за капюшон и швырнул на пол. Сразу поняла, кто это. Я встала с пола быстро, исподлобья глядя на Пашу. Терпение не выдержало, я толкнула его в ответ, и парень отдалился от меня примерно на шаг. Вокруг толпились ученики, но не вмешались.
Паша медленно подошёл ко мне, но тут моя ладонь сама потянулась к его щеке, и я впариваю ему неплохую пощёчину. Его взгляд со злого человеческого сменился на озлобленный дикого животного. Паша ответил мне пощёчиной на пощёчину, а зал залился охами моих одноклассников. Я испуганно смотрела на парня, нет, нет, ещё испуганней, чем когда-либо.
Спокойно вышла из зала, даже ничего ему не ответив, не поспорив и не подшутив, как это обычно бывает. Меня встретила Зинаида Георгиевна.