Парень, работающий на рыборазделочной машине в холодильнике, толкает соседа и говорит:
— Элла Толстуха высматривает Оули Кошелька.
И действительно, в упаковочном цехе Элла Толстуха ищет взглядом своего Оули. Она тщетно пытается подняться на цыпочки: слишком уж много в ней килограммов, ей едва удается оторвать пятки от пола. Но и этого достаточно. Она видит его и снова опускается на всю ступню.
Дальнейшие ее действия изящными не назовешь, но они быстры, энергичны и эффективны: миг — передник сорван и брошен на штабель коробов, миг — поверх легли нарукавники и резиновые перчатки, миг — она уже бежит к выходу, и вслед ей улыбаются работницы — одни снисходительно, другие надменно, что-то бурча себе под нос.
А вот парни у разделочной машины, мимо которых она пробегает, не бурчат. Они орут:
— Бежишь отдаться, Толстуха? Давай-давай, Оули у нас парень здоровый!
И хохочут во все горло. Кое-кто из упаковщиц тоже смеется.
Но девушка не слышит вопроса, не слышит реплики, не слышит смеха: там, на дворе, ее Оули.
IX
Рассказывают, что как-то один приезжий спросил жителя Города, чему учит здешний пастор. Спрошенный ответил:
— Он учит, что не хлебом единым жив человек.
— А сам он живет согласно этому учению?
— Во всяком случае, хочет, чтоб хлеба этого было у него побольше, — ответил житель Города и закончил разговор.
Большинство жителей величают пастора Преподобием.
Преподобие высок, грузен и пузат. Свои длинные серо-бурые волосы он зачесывает назад. Лицо круглое, сизое, в прожилках, нос картошкой, глаза на редкость широко расставленные, рот большой, подбородок выступающий. Руки маленькие, ладони влажные, ногти длинные и желтые. Бросались в глаза его толстенные ляжки.
Преподобие был родом из Восточной Исландии, из тех же мест, что и Сигюрдюр Сигюрдарсон. В сан он был рукоположен тридцати лет. К сорока, однако, несмотря на неоднократные попытки, так и не добился пастората. Поэтому для канцелярии епископа оказалось полной неожиданностью, что, когда в Городе выбирали пастора, Преподобие собрал 73,2 % действительных голосов и на законном основании получил желанную должность. Всего же претендентов было пять. Вот тогда-то епископ и поднял вопрос об отмене выборности пасторов.
Преподобие был холост. Злые языки утверждали, что он импотент, и величали его скопцом божьим. Хотя чужие интересы волновали его мало, он входил в состав магистрата, а также был членом клуба «Ротари».
Преподобие во всем старался быть не как все люди. К примеру, он всегда, в любую погоду, носил кеды, не имел ни машины, ни телевизора. В сухую погоду ходил по городу пешком, в дождь ездил на велосипеде.
Разное рассказывали о Преподобии. Так, говорили, что все свои сбережения он хранит дома и обыкновенно поздним вечером пересчитывает их, словно Шейлок или Гарпагон.
О святости его ничего не рассказывалось.
В то утро Преподобие петлял на велосипеде по Главной улице, стараясь следовать глинистым перемычкам и объезжая самые глубокие лужи.
У почты ему повстречался коллега по магистрату, комиссар полиции Оулавюр, Оули Полицейский, или, как его обычно называли, Оулицейский. Говорили, что пастор и полицейский отлично ладят, а вместе с Сигюрдюром Сигюрдарсоном их называли святой троицей, поскольку во всех трудных делах они выступали единым фронтом.
— Привет, Преподобие. — Оулицейский схватился за руль пасторского велосипеда. — Куда это ты?
— Здоро́во, здоро́во, — ответил Преподобие, не снимая ног с педалей, ибо могучая рука полицейского твердо держала велосипед. — К Сигюрдюру думаю заглянуть.
— Что-нибудь случилось?
Преподобие прищелкнул языком.
— Мне нужна новая купель.
— Лужи тебе мало? — спросил полицейский и отпустил руль. Преподобие едва успел соскочить, и велосипед повалился на землю.
— Хам, — вырвалось у Преподобия. Он поднял велосипед.
— Увидимся, — произнес Оулицейский и, улыбаясь, направился к своей машине. — Вечером в «Ротари» будешь?
Проклятия пастора потонули в реве полицейской машины, которая ринулась в водяные объятья улицы, окатывая грязной водой зазевавшихся прохожих.
Преподобие остался сухим.
X
— Тут всегда так спокойно? — спросил худощавый парнишка, по виду недавно конфирмованный. Он сидел за грязным, грубо сколоченным обеденным столом в наживочной — сарае, примыкавшем к разделочному цеху, — и обводил взглядом коллег — двух разделочников, занятых на пластовке, третьего, отсекавшего рыбинам головы, и засольщика. Лицо его выражало явную надежду на положительный ответ.