— Не поминай всуе, — отрезал Хаус, и постучал тростью о дверь, — ну как, ты со мной?
— С тобой, — тяжело вздохнул онколог, доставая ключи от машины, — с тобой, а как же иначе.
…Вообще, с точки зрения Грегори Хауса, женщины были главным и изначальным злом в жизни любого мужчины. Он провел долгие годы своей жизни, пытаясь доказать себе и миру вокруг, что холостяцкая жизнь привлекательнее и уютнее скучных семейных обедов.
— У меня есть теория, — объяснял он Уилсону по дороге, — самка — это неизбежный паразит. Рано или поздно одна или парочка присасываются к мужику, и пьют его кровь.
— А также моет посуду, стирает, убирает, размножается и ублажает мужика по ночам, — запротестовал Джеймс, выруливая на шоссе, — ты шовинист!
— И меня обвиняет в шовинизме человек, любимое занятие которого — жениться, — пробурчал Грег, глядя вдаль, — перманентно находишься в поисках экс-миссис Уилсон, не так ли?
Внезапно Уилсон вдарил по тормозам. Оба друга уставились на вывеску посередине дороги. «Женский клуб „Суламита“ — школа идеальной жены!» — вот, что огромными буквами сверкало и переливалось на перетяжке. Чуть ниже было написано «Восемь миль».
— Эгегей, старик! — очнулся Грег первым, и хлопнул Уилсона по спине, — покатили! Двум старым шовинистам лучшего местечка для отдыха не найти.
Лиза Кадди была в бешенстве: она ненавидела отключенные телефоны своих сотрудников, и особенно ненавидела, когда телефон отключал Хаус. Обычно это значило, что он закинулся викодином и вызвал проститутку, или раздобыл немного травки, и теперь смотрит канал для взрослых, потягивая пиво или бурбон. Несмотря ни на что, Кадди очень хотелось бы знать, что сейчас он не делает ни того, ни другого. Ну, а если выбирать — то пусть лучше смотрит порно по телевизору, чем рискует подцепить гонорею у случайной…
«Я слишком много о нем думаю».
— Мы не знаем, где он, — развела руками Тринадцать, — будем делать Браун интубацию. Она уже почти не дышит самостоятельно. Из реанимации пока не выписываем.
— Как в воду глядел… — Чейз поправил локтем съехавшую маску, выходя из оперблока, — доктор Кадди! Стабилизировалась. Перевести в интенсивную терапию?
Кадди нервно сглотнула, и покачала отрицательно головой. Принимать решения. Руководить. Это было не слишком сложно до сих пор. А потом началась эпидемия, и Кадди оказалась слишком слабой, чтобы быть главной. Ни правила, ни регламент, ни этические кодексы не работали; а спасать мир бросился хромой наркоман Хаус, все тот же несносный Хаус.
Она думала о нем слишком много, и понимала это. Она напоминала себе, что внушением, особенно самовнушением, можно добиться многого. И все-таки не вспоминать не могла: короткий, соленый, страстный поцелуй после слова «Вернись». И называть это простым проявлением отчаяния не позволяла совесть. Это было… нечто большее. Как тогда, когда она схватила его руки, и одно это прикосновение вдруг принесло ей покой и уверенность. Лиза Кадди, отважно сражаясь с собственным сердцем, героически проигрывала.
Она невольно окинула взглядом миссис Браун и ее мужа. Они оба улыбались друг другу. Это было непонятно для Кадди: на протяжении долгих лет мужчина причинял ощутимую боль своей жене — толкал ее, давал пощечины, ругал последними словами — и все-таки любил, раз сидел теперь у ее койки, готовый не спать и не есть, лишь бы провести со своей женщиной как можно больше времени.
С другой стороны, Хаус тоже причинял боль. Пусть она и была иного характера, иногда терпеть ее становилось невыносимо. Как говорят? Больше всего люди причиняют боли тем, кого больше всего любят. Лиза Кадди размышляла об этом по дороге домой.
«…А еще, — Кадди наклонилась к Рейчел, и осторожно забрала у нее из рук погремушку, — еще иногда очень приятно, когда Хаус что-то делает, а мне не приходится волноваться ни о чем». Засыпая, она была все еще встревожена.
«Я слишком много…о нем… думаю».
— Ущипни меня, Хаус, — Уилсон судорожно пытался сделать шаг назад, — пятидесятые на дворе, или мы попали в Степфорд?
Грегори Хаус не ответил. Он поднял трость и постучал в дверь. Из-за нее (обклеенной приглашениями на курсы рукоделия, готовки и «идеальной матери») появилась невысокая, сияющая от счастья женщина лет тридцати, чуть полноватая, в белом платье чуть ниже колен, и глубоким — очень! — вырезом на нем. Хаус не без удовольствия ощутил, как занервничал Уилсон. Блондинка с роскошными формами определенно произвела на него впечатление.
— Чем могу вам быть полезна? — прощебетала женщина на пороге, не выказывая ни малейшей враждебности, — проходите, пожалуйста!
Через полтора часа Уилсон был готов жениться еще один раз, а Хаус поклялся этого никогда — никогда! — не делать. Вокруг него толпились женщины, помешанные на домашнем хозяйстве. В принципе, это было бы неплохо, при условии, что хотя бы половина из них могла о чем-то, кроме своих вылизанных до блеска конурок, говорить.
— Миссис Браун к нам ходила довольно давно, — рассказывала тем временем блондинка в белом, — но не вступала в клуб. Она увлекалась рукоделием, а потом записалась на интенсивные курсы «Новые технологии домашнего хозяйства».
— Изучали траекторию полета сковородки супругу в пах или… — начал было Хаус, но Уилсон наступил ему на ногу. На больную.
— Мой друг одинокий, больной холостяк, у него был инсульт, и теперь проблемы с головой, — ослепительно улыбаясь, ответствовал онколог, — пожалуйста, продолжайте, Мирра…
«Вот как, уже Мирра, — зевнул Грегори Хаус в своей непосредственной манере, — давай, Джимми, не позорь кореша, закадри эту кошечку!». Уилсон страдальчески закатил глаза, и отправился с красоткой обсуждать миссис Браун. Хаус же отправился к автомату с газировкой. Сделал он это, лишь для того, чтобы подсмотреть в чуть приоткрытую дверь занятия клуба. Дамы сидели свободно по комнате, у каждой в руках была тетрадь.
— …и помните, фенол, содержащийся в некоторых порошках для чистки холодильников…
Хаус состроил гримасу местной гуру стирального порошка, и вышел на крыльцо перед «Суламитой», одновременно отвечая на бесконечные смс своей команды. Спустя минут сорок томительного ожидания, и невыносимой боли в ноге, появился Уилсон. Лицо его было залито румянцем, в глазах блестела искренняя радость.
— Мирра очаровательная девушка! Оказывается, она из Одессы…
— Да ну? И когда свадьба? — желчно усмехнулся Грег, — в шаферы пойду, чтобы куражиться на празднике.
— Хаус! — Уилсон воздел руки к небу, — все! Я помог тебе, всем, чем мог; едем обратно! И — умоляю: сходи, наконец, в парикмахерскую!
Роуз Браун начала желтеть. Заметила это Тринадцать, которая сразу сообщила реаниматологам; кто-то побежал за ультразвуком, кто-то — на поиски мистера Брауна.
Роуз желтела стремительно; очевидным было, что печень начинала медленно распадаться по тем или иным причинам. Под глазами женщины появились два темных мешка, черты лица опустились. Если бы ее видел кто-то без медицинского образования, он готов был бы поклясться, что женщина умирала.
— Отравление, — щелкнул пальцами Форман, — припадки могут быть вызваны соединениями мышьяка.
— Барбитураты, — предложила Тринадцать свою версию.
— Аллергическая реакция… — добавил Тауб, и в этот миг в кабинет вошел доктор Хаус.
После того, как он спал ночью в поломавшейся машине, пуговица на пиджаке осталась одна, волосы торчали дыбом, а на майке вырисовались круги от пота. Пахло от Грега виски и бензином, словно от удачно вернувшегося с рейса дальнобойщика.
— Ты, — ткнул он пальцем в Формана, — иди и проверь на токсины все, включая желчь. Ты, — перевел он взгляд на Тауба, — посади ее на детоксикацию и следи за состоянием тургора кожи.
Он развернулся, затем, не оборачиваясь, ткнул тростью в сторону Тринадцатой.
— Ты — иди со мной. У меня для тебя особое задание.