За моими размышлениями все начали рассаживаться, и судя по всему, у каждого здесь было своё место. Увидев одно из свободных, я сел на него, и тут же понял что совершил ошибку, так как соседи уставились на меня злыми взглядами. Понимая, что уже ничего не исправить, я с каменным лицом остался сидеть на месте, и придвинув к себе поближе тарелку начал приём пищи. Посверлив меня взглядами, остальные принялись за свои порции, а у меня в памяти, наконец, всплыло, чьё, это было место, и я чертыхнулся, надо же мне было занять место Курта. После еды, тарелки все оставили прямо на столе и пошли за появившимся провожатым, оценка была на перезарядке, поэтому я просто осмотрел его и уже под конец осмотра, заметил на нём такой же ошейник, что и на нас, только нелепо украшенный. Это приближённый подсказала мне моя память, и я утратил к нему весь интерес. Пришли мы как не странно во двор, и началась работа. Хотя с моим уровнем, мне приходилось скорее имитировать усталость, потому как нам пришлось разгружать обычные мешки, весом примерно по двадцать кило. Спустя два часа утомительной работы, во время которой я чувствовал себя неуютно от постоянно бросаемых в мою сторону, враждебных взглядов приспешников Курта. Когда прозвучал гонг, то все остановились, на передышку, я и сам не заметил, как устал, хотя это была скорее моральная усталость. Я каждую минуту ждал, что кто-нибудь бросится ко мне со спины с заточкой, или чем-то ещё опасным для жизни. Нас собрали посреди большого двора, и к нам присоединились ещё несколько отрядов. Стоя в толпе таких же подростков, я слышал, как некоторые тихо переговариваются, обсуждая это собрание, или пересказывают уже услышанное от нашего отряда дальше. Всё это напоминало тихий, успокаивающий гул, я настолько ушёл в себя, что вышел из оцепенения только когда этот самый гул прекратился, и на двор опустилась тишина. Проследив взглядом за толпой, я отметил, что на помост взошёл, давешний управляющий, с парой помощников. Оглядев толпу и убедившись, что все внимательно смотрят на него, развернул пергамент, находящийся у него в руках, и громким, командным тоном, зачитал.
«Я, Старший Надсмотрщик, у его милости, барона Анвейро, сегодня на этой площади, привожу в исполнение, наказание за проступок, а точнее за порчу движимого имущества господина барона. Слава богам, преступники были разоблачены, и сегодня понесут наказание, а так же с ними в одно время, будет приведена казнь десятины, по личному распоряжению господина барона, в назидание остальным.”
Выдохнув, он взмахнул рукой, и позади трибуны, на помосте, его помощники стащили мешковину, с настоящих орудий средневековой казни, с виселиц, на конце которых мерно покачивались петли, по количеству приговорённых. Со стороны послышались далекие пока вопли и мольбы, которые становились всё отчетливее, слышны, и вот спустя примерно десять секунд, они показались, эти ещё с утра наполненные жизнью подростки, выглядели откровенно жалко, настолько, что на секунду у меня ёкнуло сердце. Справившись со своим приступом жалости, благородства или даже сострадания, я слегка прикрыл глаза, смотреть на казнь не было никакого желания. Я осмотрелся, многие из присутствующих отворачивались, нельзя было забывать, что они ещё подростки. Жалость и сострадание попытались повторно поднять голову, но я стал вспоминать скольких людей, уже успел отправить на тот свет с пришествия нового мира, выходило не мало, счет уже шёл на сотни. Под этими мыслями сострадание было нещадно задавлено, и я поднял взгляд на тех, кому сегодня не повезло. Одни пытались вырваться, другие умоляли пощадить их, а третьи просто молча, шли, они уже смирились со своей судьбой.
Спустя двадцать минут, всё уже было кончено, и нас отпустили работать дальше, уже уходя, я кинул последний взгляд на семь слегка покачивающихся в петлях тел. Остаток дня прошёл как в тумане, настроение у всех было подавленное, даже редкие разговоры которыми обычно сопровождалась работа, смолкли. В такой подавленной, атмосфере, мы и закончили свой рабочий день.
После ужина, уже в казармах, к нам зашёл Надсмотрщик или точнее старший надсмотрщик и с помощью пары помощников построил нас. Осмотрев наши удрученные выражения лиц, он заговорил.