Получалось сумбурно, зато эмоционально и искренне. И, честное слово, становилось легче.
– А она – красивая, – в очередной раз шмыгнула носом я. – А он…
– Что – он? – промурлыкала русалка.
– А он меня к вам не взял, – смутившись, сказала я.
Алли неодобрительно покачала головой и подтолкнула ко мне кубок:
– Ты попей, попей… Вода родниковая от грус-с-сти избавит, сердце от оков освободит, голос его ус-с-слышать позволит…
– Я и так… слышу, – возразила я.
– Если бы, – улыбнулась русалка. – Мысли твои многое расслышать не дают… Пей, малыш-ш-шка, пей… Ты же мне доверяешь?
Я доверяла. А потому залпом выпила предложенное, не ощутив вкуса, и протянула опустевший кубок довольной русалке:
– Еще! Лика говорит, что я – глухая… Боюсь, стандартной дозы не хватит!
Алли серебристо рассмеялась и подала мне кувшин.
– В полный голос с-с-сердечко заговорит… Даже глухой услыш-ш-шит! – хихикнула она, когда я решительно сделала несколько глотков, и ужасно захотелось рассмеяться, а еще лучше, схватив русалку за руки, закружиться под музыку, с каждым мгновением все отчетливее наполняющую ночную тишину – хрустальными каплями росы, пронзительными струнами луны, серебряным шепотом пряных трав, драгоценным жемчугом рассыпающимся по полянке русалочьим смехом…
Их было много – девушек в простых белых платьях, бледных, с горящими глазами и длинными распущенными волосами. И я была одной из них, сестрой по духу, подругой по настроению, той, что добровольно шагнула в русалочий хоровод…
С каждым ударом сердца – громче и громче музыка, быстрее и быстрее движения; шаловливый ветер, полный звездных искорок, подхватывает юбки и волосы, поддерживает ставшее невесомым тело, кружит в своих объятиях, и голова кружится вместе с ним, и нет уже тяжелых мыслей – испарились, как и не бывало их вовсе. Есть только ночь, полная лунного серебра, взлетающие в воздух мириады водяных брызг, похожие на драгоценности, песня свободолюбивого ветра и счастье, до краев переполнившее душу…
А еще – сильные руки, выхватившие меня из вихря безумного танца, взволнованный родной голос, повторяющий мое имя, и серьезные зеленые глаза… Он что-то сказал, явно ожидая ответа, но я лишь рассмеялась и, сняв венок, водрузила поверх темных растрепавшихся волос.
А потом, поднявшись на цыпочки, коснулась губами сердито сжатых губ.
– Лио-о-он… я тебя люблю, – едва слышно прошептала, чувствуя, что безнадежно тону в глазах, наполненных бескрайним удивлением. – Только ты не ругайся, а? Я же не виновата…
Голова болела. Просто-таки раскалывалась на мельчайшие части, в каждой из которых засела тупая раскаленная игла. У-у-у, чем же меня опоила проклятая русалка, что мне теперь жизнь не мила?! После такого только топиться идти. Пополнять, так сказать, популяцию наглых хвостатых дев…
Через несколько минут, впрочем, дело пошло на лад, и я сумела открыть глаза и даже сесть. Ох, а ночь-то еще не закончилась… Небо звездное над головой… Так близко… и далеко… Речка журчит… Лион в пышном венке рядышком сидит. На меня смотрит.
Лион?!
Венок?..
Ой!..
Чем бы меня ни напоила Аллианна, память сия отрава, увы, не отбила и все, сказанное Стражу, я вспомнила до последней интонации.
И не только сказанное.
– Мамочки-и-и, – простонала я, с ужасом взирая на сосредоточенного мага.
Утопиться захотелось еще сильнее, чем пару минут назад. На диво привлекательная мысль! Утоплюсь, а потом устрою Аллианне, благодетельнице бесовой, такую жизнь, что ей самой на сушу выброситься захочется!..
– Виорика… – неуверенно позвал некромант, а я судорожно сглотнула и, не вставая, поползла к воде.
Лучше утопиться до того, как он скажет, какая я дура! Я и сама это знаю, но услышать свой диагноз от него… Нет, я не настолько согрешила!
Маг со смесью растерянности и недоумения наблюдал за моими маневрами. Я, немного осмелев, поднялась на ноги и сделала маленький шажок к реке.
– Вики, не смей! – нахмурился Лион, явно разгадавший мой план, и кинулся ко мне.
Я испуганно пискнула и, поглубже вдохнув, провалилась сквозь землю. Впервые у меня получилось сделать это самостоятельно! Правда, не от большого таланта, а со стыда, но в моем положении привередничать не приходится.
– Какая же я дура! – с чувством заявила я, пнула прилегающую к саду стену и поплелась во дворец, пугая редких слуг мрачным выражением лица, неординарным нарядом и общей потрепанностью.