Все в их жизни обновилось, наполнилось смыслом, а их новая комната была пуста. Чэнь Юнмин бестолково ходил по ней и пытался навести порядок, перекладывая какие-то картонные коробки с пола на подоконник, а потом, когда открывал окно, снова сбросил коробки в угол. Наконец развел своими большими руками и сказал: «Извини, мне, наверное, стоит вымыться!» «Хочешь я тебе воду подогрею?» — спросила она и застыдилась. Как и ее вещи, в беспорядке стоявшие на полу, она еще не привыкла к этой комнате и не знала, что ей делать. «Спасибо, не надо!» — ответил Чэнь. Он долго мылся холодной водой под краном в туалете, затем вернулся, с мокрой головой, пахнущий мылом, и радостно воскликнул: «Моя маленькая женушка, а не поужинать ли нам?»
Коробок в комнате было много, но никакой еды они не нашли. Единственным их свадебным угощением стало печенье.
Жизнь после свадьбы шла очень счастливо. Они так мало бывали вместе, что их чувства под давлением времени как будто сгустились. От одного только поцелуя мужа Юй Ливэнь не могла опомниться по нескольку дней, а потом с нетерпением ждала новой любовной игры. Командировки, разлуки лишь добавляли их ощущениям свежести.
Быть женой Чэнь Юнмина оказалось нелегко, но радостно. Разве не о таком муже она мечтала, когда была еще восторженной девушкой? Сильный, искренний, не пасующий перед трудностями. Конечно, не обошлось без волнений, забот, раздумий, горестей. Во время «культурной революции» Чэня чуть не убили, несколько месяцев держали в сыром коровнике, и в результате он заработал хронический ревматизм, не мог даже ходить. У Юй Ливэнь сердце разрывалось от боли, когда она видела, как сгорбился ее стройный, высокий муж, как он с трудом передвигался по комнате, держась за стены. Она с ног сбилась в поисках лекарств, сама готовила снадобья, делала мужу припарки, а он еще шутил: «Я буду всем мужчинам советовать, чтобы они женились на врачах!»
Она смеялась, но слезы помимо воли капали на свежие бинты перевязки. Чэнь Юнмин брал ее за плечи, а она отворачивалась, не могла смотреть ему в глаза. Он спрашивал: «Я так плохо выгляжу? Вот погоди, поправлюсь и на плечах унесу тебя в Ароматные горы»[12].
Чэнь и вправду поправился, но его черные волосы начали седеть, а каждый сустав при перемене погоды скрипел, точно заржавленный замок. От опытного врача все это не могло укрыться. В горы они, конечно, так и не сходили.
Два года назад заместитель министра Чжэн Цзыюнь лично вызвал Чэня, чтобы предложить ему пост директора автомобильного завода «Рассвет». Замминистра как будто задался целью напугать будущего директора: «Скажу тебе начистоту: этот завод из года в год терпит убытки. Обеспеченность оборудованием составляет всего тридцать пять процентов, хотя ты знаешь, что наше министерство требует восьмидесяти пяти. Цеха большие, но ступить некуда, всюду валяются детали, заготовки, разбросана металлическая стружка, пакля. Сырья хватит не больше чем на половину месячного плана, да и оно раскидано по цехам. Свыше тысячи рабочих и служащих не имеют приличного жилья, в одной комнате ютятся по две семьи, только занавеской отгораживаются. Вечером, когда приходят со смены, даже света не зажигают, боятся других разбудить. Копошатся в темноте, иногда, говорят, не в свои постели ложатся!»
Чжэн Цзыюнь замолчал и долго сидел, подперев щеки ладонями. Чэнь Юнмин уже решил, что тот высказался, но замминистра вздохнул и вдруг улыбнулся, как будто извиняясь за то, что замолчал: «Мест в яслях не хватает. Крыша дырявая, кое-где даже небо видно. Когда на улице снег идет, в доме снежинки летают, и всех детей приходится загонять в те комнаты, где потолок нормальный. Стекла разбиты, рамы сломаны, многие окна заложены досками — из-за этого внутри темно. Во дворе яслей кто-то устроил свалку. Ну как дети могут жить в таких условиях? Столовая тоже черт знает в каком виде: на столах грязь толщиной с монету. В медпункте, прямо в шкафу с лекарствами, завелись мыши, всюду мышиный помет, да и сами лекарства годятся только в печку. Рабочие даже первой медицинской помощи не могут получить. Кроме того, больше ста человек на заводе еще не реабилитированы от всяких политических обвинений, а среди детей рабочих и служащих несколько сот безработных…»