Разве мог Чэнь Юнмин не считаться с их мнением? Один — начальник управления, которое его непосредственно курирует, другой вообще министр тяжелой промышленности. Может, замминистра Чжэн Цзыюня потревожить? Правду ли тот ему говорил? «Все, что можно, дадим, себе лишнего не оставим…» Но что теперь скажет Чжэн Цзыюнь, чем поможет? Говорят, ему и самому несладко. К тому же Чэню лучше вести себя осторожнее, идти на какие-то уступки. Недавно министр лично приезжал на завод и ходил по цехам. Чэнь Юнмину даже пришлось согласиться на некоторые расходы, чтобы его принять. Он велел купить три пачки хороших сигарет, но не распечатывать их: если гость не будет курить, они на следующий раз пригодятся. Бывший начальник политотдела, услыхав об этом, многозначительно рассмеялся и обозвал Чэня скупердяем. Но если он такой щедрый, почему не выложил денежки из своего кармана? Или министры дома тоже только даровые сигареты курят? Нет уж, лучше кое-кому не потрафить, зато создать на заводе атмосферу честности и справедливости!
Покупал сигареты начальник административно-хозяйственного отдела. Этот мужик оказался ничего, предупредил, что если после приема оставшиеся сигареты пропадут, то он взыщет с виновных. И правильно: в следующий раз будет меньше охотников выезжать за казенный счет. Итак, некоторые против директора, но есть и сторонники.
Беспокоило Чэнь Юнмина и другое. Вот Ли Жуйлинь — человек с немалым партийным стажем и коммунизму вроде бы предан, а затронули его интересы, и он оказался не на высоте, ушел в оппозицию. Судя по всему, в дальнейшем таких недовольных людей, держащихся за старое, будет еще больше, это огромная тормозящая сила. Справится ли он с ней? Иногда им овладевали безотчетный страх или отчаяние. В такие минуты он выходил из своего кабинета и бродил по заводу — он знал, что многочисленные неотложные дела, требующие решения, мигом вытеснят из его сердца грусть. У него просто нет времени горевать, он должен направить всю свою энергию на эту сложную, бурную жизнь.
Удержание двухмесячной зарплаты, конечно, взбесило Ли Жуйлиня, но шума он не поднял. В таких случаях шуметь бессмысленно. Правда не на его стороне, крыть, увы, нечем. В его душе все-таки продолжала звучать главная струна: он ведь уже больше тридцати лет в партии.
Старый вахтер Люй, сдавая смену, обратился к нему по привычке:
— Здравствуйте, товарищ парторг! Что-то вы раненько сегодня…
Зубов у старика давно не было, он шепелявил, и из-за этого на душе у Ли Жуйлиня стало еще тоскливее. Он уже хотел сказать, чтобы тот больше не называл его «товарищем парторгом», но сдержался. Лицо его исказилось, когда он подумал, что теперь ему водить компанию именно с такими, как старый Люй. Конечно, в принципе коммуниста могут понизить в должности, но на практике это случается редко. Обычно понижают лишь тех, кто совершил какую-нибудь ошибку. А он ни в чем не виноват, за что же превращать его из кадрового работника в рабочего? Могли бы по крайней мере на том же уровне оставить, это еще было бы на что-то похоже. Правда, обращение «товарищ парторг» содержало в себе и некоторое утешение. Видимо, его все-таки не считают провинившимся, проштрафившимся. Поэтому он и не поправил старика, а лишь пожелал ему скорее дойти до дому и отдохнуть.
Старый Люй вывел из-под навеса велосипед, в котором дребезжало решительно все, кроме звонка, и надел военную шапку своего демобилизованного сына Люй Чжиминя. Уши у шапки при каждом шаге болтались — зеленые снаружи и серые, из кроличьего меха, изнутри. Ватное пальто было засаленным и залатанным, даже вокруг пуговиц красовались заплаты. Его давно следовало выбросить, да все бережливость не позволяла. Старики часто экономят на себе ради детей. Говорят, Люй Чжиминь не больно слушается отца. Нельзя сказать, что он плохой малый, — только упрямый очень. Ты ему твердишь одно, а он тебе другое, да и на язык невоздержан. Вообще, современная молодежь похожа на керосиновую лампу, которая не умеет беречь керосин! В старости и то не найдешь себе покоя. Видать, родителям во все времена суждено волноваться до самой смерти, «в каждой семье есть свой трудный канон»[14].
Лишь когда старый Люй скрылся из виду, Ли Жуйлинь зашел в проходную, сел там, посидел, потом беспокойно вскочил, ощущая желание что-нибудь сделать. Завод, на котором он проработал много лет, почему-то казался ему незнакомым, словно он только что пришел наниматься на службу, и это было неприятно.
14
Эта поговорка появилась в те времена, когда в Китае почитались конфуцианские, даосские и буддийские канонические книги. Но затем она приобрела более широкий смысл.