Но в углу опять чиркнула спичка.
Острый огонек пошел кверху и вдруг закивал энергично.
— Фронтовые за нас, фабричные за нас, по деревням народ почитай весь за нас. Чего же такое осталось? Казачишки, да юнкеришки, да кадеты, да в городе где какой чахоточный народишко… Глядишь, к весне пахать пойдем.
— А немцы? — лениво спросил Андрей.
— А ежели мы евонного не хотим… Так и ему наше поперек горла станет. Без аннексий и контрибуций… Все одно — никак назад не ходить.
Папироса ткнулась огоньком в пол. Запахло горелым. Опускались тяжелеющие веки. В ушах звенела разогнавшаяся за день, все еще не стихающая кровь, И оттого казалось, что унтер, и он, и весь этот домик, и батарея летят в темной глубине ночи куда-то вперед, вместе с совершающей свой бег с заката на восток затихшей землей. Это был сон наяву… Плоскости земные поворачивались, и воображение, подстегиваемое словами унтера как ударами бича, наполняло темноту движением. На материках земных до горизонта толпился народ, и где-то впереди тонули, воздев руки к небу, юнкеришки, казачишки и еще какой-то народ…
Впервые не с башни благополучия, а из глубины этого самого человечьего моря надо было смотреть на мир, и мир оказывался иным, не смутно прогреваемым, а простым, из плоти и крови, вот той самой крови, что все еще звенит в ушах и свинцом наливает веки…
Окно зазвенело под резким ударом. Налитые сном веки не хотели расходиться даже тогда, когда уже руки нащупывали рукава шинели. Навстречу глядела глухая ночь.
— Чего? Чего гришь-то? — суетился в углу унтер. — Вскидавайсь, ребята!
Комната шевелилась. Чиркали спичками. Тени бешено мотались на пустой стене.
Волоча по полу амуницию, унтер выскочил в двери. Андрей, так и не надев шинели, бросился за ним.
На дороге чавкали в грязи копыта. Фонарь колыхался у конюшни. Люди спешили по дороге к кустарникам, где стояли пушки.
— Чего там? — кричал впереди унтер. — Кто стукал?
— В отряде тревога. Говорят — подходит.
— Тебе что нужно, — обратился унтер к Андрею, — фонарик, свечу али лампу?
— Фонарик для точки наводки… И лучше бы лампу, чтобы по карте. Не думал я, что тут и будет позиция, — извинялся Андрей.
— В естом деле где стоишь, там и позиция, — вразумительно заметил унтер.
У двух орудий суетились люди, крепили фонарь, подкапывали хоботы, придвигали ящики, навинчивали панорамы. Унтер подбежал к номерам.
— Копайсь, копайсь, это тебе не фронт!
Подъезжал конный. Лошадь споткнулась о камень.
— Который тут командир?
— Ну, давай, чего тут? — спросил унтер.
— Из штаба отряда, насчет антиллерии.
— Дай огня, — скомандовал унтер и разорвал полевой пакет.
— Чтоб усе было готово, — посмотрел он в глаза Андрею.
В пятне от лампы — рыжебородое лицо. Светлые, но крепкие глаза. Замок одной из пушек открыт. Вот входит в дуло длинный черный патрон. От батареи и туда, к Петрограду, и на юг, до германских фронтов, и дальше, может быть и до самого Черного моря, раскинулась ночь. Замок щелкнул и закрылся. Наводчик утер рукавом усы.
— К бою готово, — серьезно сказал Андрей и взял под козырек. Помолчал, усмехнулся, прибавил: — Это ведь не на фронте…
— То-то же! — так же серьезно сказал унтер. — Доложи, товарищ, начальнику отряда: на батарее все готово…
Ленинград — Москва
1928–1933
Об авторе
Александр Гервасьевич Лебеденко вошел в литературу в двадцатые годы. Читатели знали его тогда главным образом как публициста, часто выступающего на страницах ленинградских газет и журнала «Вокруг света» по вопросам международной политики. Юным читателям он был известен по книжкам, в которых увлекательно рассказывал о своих зарубежных путешествиях.
Как корреспондент «Ленинградской правды» Лебеденко совершил плавание на корабле «Франц Меринг» вокруг Европы. Участвовал в беспримерном для тех лет перелете по маршруту Москва — Монголия — Пекин. Летал на дирижабле «Норвегия» к Северному полюсу на участке Ленинград — Кингсбэй (северный берег острова Шпицберген).
Особенно большой успех имела небольшая иллюстрированная книжка Лебеденко «На полюс по воздуху». Как-то недавно, через пятьдесят лет после ее выхода, я перечитал ее. Этот исторический очерк не потерял своей познавательной ценности и сейчас. Хотя книжка рассказывает о многочисленных попытках открытия полюса, начиная с экспедиции Д. Франклина в середине прошлого века и кончая первыми экспедициями Ф. Нансена и Р. Амундсена, но художественную убедительность и историческую ценность ей придают личный опыт автора, сумевшего подробно и без прикрас, в то же время в весьма сжатой форме, рассказать о необыкновенно трудном, героическом полете на дирижабле «Норвегия».
Были у Лебеденко тогда и другие удачные книжки, в том числе написанные для детей. Среди них выделяется большая повесть «Восстание на „Св. Анне“». Это история грузового парохода, угнанного белогвардейцами в годы революции в порты Западной Европы и возвращенного на родину восставшей командой.
И вдруг в начале тридцатых годов имя Александра Лебеденко неожиданно для многих появилось на обложке большого романа о первой мировой войне. Роман этот — «Тяжелый дивизион». Он вызвал сочувственные отклики на страницах газет и журналов.
Мне вспоминается писательская конференция, собравшаяся в августе 1934 года в Таврическом дворце накануне Первого съезда советских писателей. Это был большой праздник советской литературы. Подводила итоги своей работы одна из крупнейших писательских организаций страны — Ленинградская. В зале присутствовали многие видные мастера прозы, поэзии, драматургии.
С докладом о прозе ленинградских писателей выступил Константин Федин. О Лебеденко он сказал:
«Империалистическая война нашла среди ленинградских прозаиков нового изобразителя — Александра Лебеденко. Этот писатель, работавший раньше преимущественно в области очерка и детской литературы, выступил с двухтомным романом „Тяжелый дивизион“. Тема, после многих, редко удачных разработок казавшаяся уже померкнувшей, освежена в этом романе вводом малоизвестного материала: артиллерии и связистов в боевой работе фронта. Бесспорно удачны батальные картины романа, картины распада и паралича царской армии, характеристики офицерства. Это одно ставит роман на видное место в советской художественной литературе».
Александр Гервасьевич Лебеденко прожил большую, интересную, многотрудную жизнь. Родился он в 1892 году в уездном городке Черкассы Киевской губернии. Через много лет в повести «Первая министерская» он во всех подробностях опишет этот провинциальный городок на Днепре — правда, под вымышленным названием город Горбатов. Там юный Лебеденко стал свидетелем кровавых погромов 1905 года. В гимназическом нелегальном кружке он прочел первые революционные брошюры и листовки. Пусть еще очень смутно, но уже тогда определились его политические взгляды.
В 1912 году Лебеденко поступает в Петербургский университет на факультет восточных языков. В стенах известного своими традициями учебного заведения наряду с занятиями он проходит и школу политического воспитания, участвует в студенческих сходках.
Лебеденко успел закончить три курса — началась первая мировая война. Он идет на войну вольноопределяющимся.
Все, что он пережил и испытал за почти трехлетнее пребывание на фронте, и нашло потом отражение на страницах его двухтомного романа «Тяжелый дивизион», который вышел в Издательстве писателей в Ленинграде в 1932–1933 годах.
В старой армии Александр Лебеденко служил по конец декабря 1917 года, был произведен в прапорщики. Уволился из армии по болезни. Поправившись, в конце 1918 года Лебеденко добровольно вступает в молодую Красную Армию. В армии он был принят в Коммунистическую партию. В составе Первого мортирного запасного артиллерийского дивизиона, командиром гаубичной батареи 11-й стрелковой дивизии, Лебеденко в январе 1919 года выезжает на Западный фронт. Участвует во многих боях.
В июне 1919 года вынужден демобилизоваться из-за тяжелой болезни — атрофии правой голени.