-- Видишь, этот боров злится на меня, обругал я его как-то. Он и свирепеет. Имени моего слышать не может. А я и забыл сказать тебе. Так-то. Да ты не бойся! Я поправлю. Я тебе устрою.
Сусликов стоял у двери, прислонясь спиною к притолоке, и охватившее его уныние сменялось злобою... Мелет этот доктор, мелет, а о деле -- ничего. Так, пустой какой-то!..
-- Доктор, -- сказал он дрогнувшим голосом; -- будьте милостивы! Помогите!
-- Помогу, друг любезный, не хлопочи, а теперь выпей! Выпей для храбрости. Ну, садись...
Сусликов сел и подставил рюмку.
Доктор налил водки, чокнулся и сказал:
-- Что тебя не вышлет он -- это, как Бог свят! Не посмеет! Я на него казначейшу натравлю, да Селиванову. Не бойся!
Сусликов слушал его молча и пил. Долгий опыт горькой бродячей жизни показал ему, как дешевы ласковые слова и дорога ласка. Все мысли его теперь сосредоточивались на больной Ольге.
Как он увезет ее, больную, непокрытую, в такую погоду?..
-- Пей, я тебе все устрою!
Доктор наливал и чокался с ним. Он был рад, что нашел развлечение в своей монотонной жизни и не отпускал Сусликова. Сусликов сидел и томился. Время шло. Наконец, он решительно поднялся со стула.
-- Лекарства-то сделали?
-- Вот тебе и лекарство, -- уже заплетающимся языком говорил доктор, давая ему порошки и пузырек с микстурою: -- порошки эти дашь и микстуру тоже, а через час снова. Она, брат встанет: не бойся! Я тебе это верно. И дело поправим! Ты не робей! -- он засмеялся своим хихикающим смехом и хлопнул Сусликова по плечу.
Сусликов поспешно пошел домой и на дворе опять встретил Никиту с толстой палкою в руке. Его глупое лицо на этот раз приветливо улыбалось.
-- Чего это ты за мною, словно за вором, с дубиною? -- угрюмо спросил его Сусликов. Никита улыбнулся во весь рот.
-- Не бойся! Этто я для блезиру только: хозяин велит. А я вам -- вот! -- и Никита восторженно ударил себя ладонью в грудь. На Сусликова пахнуло водкою. "Пьян, верно; и Антон тоже", -- подумал он и торопливо поднялся по скрипучей лестнице. Его предположение оказалось верным.
Еще за дверью он услышал громкий, бессмысленный смех Антона, а когда вошел в комнату, то увидел, как он, связав кошке две лапы, дразнил ее куском мяса. Пьяный смех его раздавался на всю комнату; кошка билась и, волоча свои связанные ноги, громко мяукала, а Ольга лежала совершенно обессиленная, с крупными каплями пота на изнеможенном лице и при входе Сусликова, застонала.
Сусликов быстро подошел к кошке, развязал ее лапы и резко оттолкнул в сторону пьяного Антона. Антон отшатнулся, потом выпрямился и с мрачным лицом отошел в угол и сел на табурет.
Сусликов снял пальто и подошел к Ольге. Она приветливо улыбнулась ему.
-- Ну, как тебе? Лучше? -- спросил он, нежно кладя на ее лоб свою грубую руку.
-- Лучше! -- ответила она слабым голосом: -- голову, разламывает только: -- смерть. А тут они! Пьянство!
-- Ну, вот тебе доктор лекарства дал; я сейчас. Чай не пила? Нет! Хочешь? Я мигом справлю. А что же он-то? -- кивнул он на Антона.
-- Да с этим... Никитою... пили, пели. Я прошу, они смеются.
Сусликов нахмурился и посмотрел на Антона.
-- Что же... я тоже хочу выпить... ты, небось, с доктором-то клюнул... -- пробормотал Антон, смущаясь под взглядом Сусликова. Тот махнул рукою и снова обратился к Ольге.
-- Ну, я тебе лекарства дам, не робей: все поправится! Ты выздоровеешь, я тут заработаю -- и мы вон отсюда! Нелегкая нас занесла сюда!
Ольга улыбнулась.
-- Давай лекарство-то! -- сказала она. Сусликов ожил. Ей, видимо, было лучше. У нее не было палящего жара; она улыбалась и говорила. Он вынул из кармана пальто лекарство, достал воды и помог ей принять порошок и микстуру.
-- Теперь лежи, а я насчет самовара! -- сказал он, укладывая Ольгу и бережно оправляя под ее головою подушку.
-- А ты смотри! -- обернулся он, уходя, к Антону: -- не дыши, а не то -- вышибу!..
Антон съежился.
Сусликов вышел на лестницу. И едва он оставил Ольгу как его снова охватила тревога. Его беспокоили и Антон, и болезнь Ольги, и положение дел, и на минуту ему показалось, что исправник сейчас пришлет к нему урядника и велит тотчас же уезжать из города. Бледный, испуганный, он сошел с лестницы и робко вошел в избу Аверьяна. Тот сидел в обществе четырех осанистых мужиков, которые в торжественном молчании чинно по очереди опускали свои ложки в огромную деревянную чашку с дымящимися щами. Хозяйка хлопотала у печки.
-- Евдокиму-то внукой которая. Ну, она и говорит ему... -- рассказывал Аверьян и остановился, когда вошел Сусликов.
-- Чего тебе?
Сусликов поклонился,
-- Самоварчик бы, да еды какой ни на есть. Щец что ли, яичницу! -- сказал он.
Аверьян нахмурился.
-- Деньги-то есть?
Сусликов знал всю силу наличных денег в таких случаях и, заглушив сердечную боль, бойко ответил: