И все это теперь заливало солнце, умиротворенно пронизывая золотистым светом медовый воздух.
Саша старательно избегал наткнуться взглядом на тот маристый кусок прибрежья, где по-прежнему протягивалась к воде узкая дощатая вымостка, на которой сидели сейчас тихие удильщики.
— Привет, Дато, дорогой! Ты вечен, как деталь этого пейзажа!
Забыв о шампурах, Дато глядел на Виолетту.
— Горит! — подсказал Саша.
— Да, — сказал Дато, продолжая глядеть на Виолетту в упор, бессмысленно.
Наконец Виолетта принялась хохотать так, что слезы брызнули у нее из глаз.
— Ошибка была, Дато!
— Да? — вопросительно нахмурился Дато.
— Ты знаешь, — сказала Виолетта, обращаясь к Саше, — он однажды отказался нас кормить. Мы пришли с Касьяновым — глядит мимо. «Отойди, пожалуйста, тебя не обслуживаю!»
Дато тоже начал смеяться. Саша растроганно обнял его.
— А что? — Дато достал бутылку сухого вина. — Мой друг уехал, девушка не ждет. Почему кормить должен? Закрывается заведение! — махнул он ожидавшей курортной публике. — Огня нет. Один дым идет. Выпьем, Сандро, — он понизил голос, — еще не согрелась бутылка.
— Нет, Дато. К сожалению, нет.
— Режим? Опять скакать будешь? Понимаю. Не буду расстраиваться.
Запах тлеющих можжевеловых веток был горьковато ароматен.
3
Мир покачивался, плыл куда-то, мир сочный, набухающий солнцем, мир с его поездами, цветами, облаками и птицами, прошитый нитками ветров, пронизанный шептанием дождей. Они шли с отрешенными, счастливыми лицами. По бесконечно длинной улице брели вдоль трамвайных рельсов к Сашиному дому.
На усадьбе Зинченко шла обычная кропотливая жизнь. Дом успел одеться голубыми и розовыми вьюнками — они сейчас сморенно смежили глазки, прощаясь с солнышком.
Дед Михаил по одному заносил в дом валенки, которые выставлял сушить на день.
— Серый я отнес в пару, — рассуждал он сам с собой. — Сейчас черный отнесу, а потом за вторым вернусь. Перегружаться не буду.
В корзине, фиолетово просвечивая сквозь бархатистую дымку пыли, теснились гроздья винограда. Тетя Тоня, деловитая, в чистеньком фартуке в клеточку: ничто не выдавало в ней воспоминаний о бурях, пронесшихся здесь, над их мирным домом.
— Соседи вже срезають, ось принесли, давите, говорят, хучь на сок, хучь на вино. Протведай, сонечко, оботри только. Помоешь — не так вкусно будет.
Майор что-то усовершенствовал на чердаке, заявляя о себе стуком молотка.
И только запавшие глаза Сашиной мамы, как после болезни: будто вымыты долгими слезами.
— Я только зашел сказать, мам, что я здесь, дома.
Она слабо улыбнулась, а пальцы машинально обрывали виноградины и рассеянно роняли.
— Ну, все, мам? Все? — Он старался заглянуть в родные измученные глаза… Я пошел, да?
Она слегка шлепнула его, как ребенка. Не нашлась, что сказать.
Уходя, Саша взглянул на засохший васильковый цветок, который он сорвал тогда в Железноводском парке и который мать сохранила почему-то: видно, как вернулась в то утро домой, положила поверх стоящих на этажерке книг да и забыла. А может, и не забыла…
И прошел вечер, и ночь была близка. Небо плотно закрыли облака, на нем не было сейчас ни звезд, ни луны. Не было и прохлады — в горном лесу еще держалось дневное тепло. Виолетта близко склонила голову. Распущенные волосы от резкого ее движения коснулись Сашиного лица, одну прядку он поймал губами — у волос был привкус осеннего лесного дождя.
— Знаешь, Виолетта, вот говорят, что цветы тоже умеют чувствовать, будто живые существа…
— Ну да, я тоже слышала, что они могут простудиться, заболеть, чувствуют температуру, свет. Открывают и закрывают глаза — на солнце. Головами могут крутить, как, например, подсолнух: куда солнце по небу движется, туда он и шляпу свою разворачивает.
— Да вот, понимаешь ли, вроде бы и не только это… Вот будто бы умер один человек, и все цветы в его комнате завяли… Веришь в это?
— Не-е знаю… Нет. Но что цветы могут любить или не любить друг друга — это точно. Маме иногда после выступлений много цветов дарили. Она поставит их в вазу с водой, и что же: одни чувствуют себя превосходно, а другие тут же никнут — они только в компании своих подруг жить могут, и верно, словно живые существа. Ты несогласен?
Саша не отозвался.
— Почему ты молчишь?
— Ты сказала, что Анна Павловна цветы приносила… — Саша осекся голосом, опять надолго умолк.
— Ну и что, при чем тут моя мама?