6. В-четвертых, мы извлечем отсюда, что чем более душа очищается посредством этого огня любви, тем более воспламеняется любовью, так же как дерево, тем же способом и путем — чем больше оно приготовляется, тем сильней нагревается. Это воспламенение любви душа ощущает не всегда, но лишь в том случае, когда созерцание перестает одолевать так сильно, ибо тогда она имеет возможность видеть себя и наслаждаться работой, которую делает и которая тогда раскрывается перед ней. Кажется, будто вынимают руку из жара, извлекая металл из горна, чтобы появилась на свет Божий производимая работа, и тогда у души есть возможность узреть в себе то благо, которого она не видела, пока работа производилась; так, когда огонь перестает язвить дерево, становится хорошо видно, насколько оно воспламенилось.
7. В-пятых, из этого сравнения мы извлечем также то, что уже сказали выше; нужно знать, что воистину после этих периодов облегчения душа вновь начинает страдать, причем страдать сильнее и тоньше, чем раньше, потому что после этой возможности узреть в себе благо, после того как внешние несовершенства уже очистились, огонь любви вновь начинает ранить ее, чтобы истребить и очистить те, что спрятаны глубоко внутрь. Так происходит более глубокое, тонкое и духовное страдание души, когда огонь утончает самые интимные и тонкие духовные несовершенства, глубже укорененные внутри. Это также подобно происходящему с деревом: когда огонь глубже проникает внутрь, он действует с большей силой и яростью, предрасполагая более глубокое к тому, чтобы овладеть им.
8. В-шестых, из этого можно также понять, почему душе кажется, будто всякое благо для нее закончилось и что она полна несчастий, так что в это время до нее не доходит ничего, кроме страданий, как до горящего дерева не доходят ни воздух, ни что-либо иное, но лишь пожирающий его огонь; но затем, после того как внутренние признаки станут подобны внешним, душа ощутит более глубинное наслаждение, потому что внутреннее очищение уже произошло.
9. В-седьмых, мы делаем следующий вывод: хотя душа свободно наслаждается в эти минуты облегчения (так что, как мы сказали, иногда ей кажется, что они не вернутся больше), вместе с тем, когда они вскоре возвращаются, она не перестает чувствовать — если замечает (а иногда он заметен поневоле) тот корень, который остается, не позволяя вкусить полного наслаждения, потому что ей кажется, что страдание может вернуться и вновь напасть; и, когда это так, оно вскоре возвращается. Наконец, то, что нуждается в более глубоком очищении и просвещении, не может полностью утаиться в душе от того, что уже очищено — так же как в дереве, когда то, что находится более глубоко внутри, освещается, ясно чувствуется разница между ним и уже очищенным — и, когда это очищение вновь набрасывается на нее, очищая более глубоко, нет ничего удивительного в том, что душе иногда кажется, будто все ее благо иссякло, и она больше не рассчитывает вернуться к благоденствию, ибо для души, погруженной в более глубокие страдания, все внешнее благо затмевается.
10. Таким образом, имея перед глазами сравнение с тем, что уже было сказано о первой строке первой строфы этой Темной ночи и о ее ужасающих свойствах, можно уже закончить рассказ о сих грустных для души вещах и начать обсуждать плод ее слез, говоря о блаженных свойствах этой Ночи, которые начинают воспеваться во второй строке:
сжигаема любовью и тоскою.
ГЛАВА 11, начинающая объяснять вторую строку первой строфы. Говорящая о том, как душа с пылкой страстью обретает плод этих суровых притеснений — Божественную любовь.
1. В этой строке душа описывает огонь любви, о котором мы сказали, что он сжигает душу в Ночи скорбного созерцания, как огонь вещественный сжигает дерево. Хотя верно, что это воспламенение похоже на описанное нами выше, происходившее в чувственной части души, неким образом оно столь же отлично от него, как тело — от души или духовная часть — от чувственной. Сие воспламенение возжигает любовь в духе, в коем посредством этого темного притеснения душа чувствует себя живо и тяжко уязвленной, с сильной любовью к Богу и верным предощущением Его, хотя без понимания отдельных вещей, потому что, как мы говорим, разум помрачен.