– Ты не имеешь права быть здесь! Даже близко подходить к её могиле, ты не имеешь права! – Кейлиб говорит ледяным тоном, от которого любого бы бросило в холодный пот, но Логан стоит, не поведя и бровью, он лишь снисходительно смотрит на бывшего подчинённого.
– Я отвечу тебе, то же самое, что и твоему дружку. Не тебе решать, быть мне здесь или нет, – он делает шаг к Кейлибу, вставая к нему практически вплотную, несмотря на то, что Кейлиб гораздо выше, Логан смотрит не него свысока. – А теперь позволь, я пройду к могиле. Так или иначе, я сделаю это, лучше, если ты отойдёшь с моей дороги по-хорошему.
Он делает шаг в сторону. Я, уже было преграждаю ему путь, но Кейлиб меня останавливает. Я смотрю на друга непонимающим взглядом, на что он лишь качает головой:
– Пусть идёт. Как он и сказал, так или иначе, он сделает это. Давай не будем устраивать разборок на кладбище.
Я сжимаю челюсти, намеренно прикусывая щёки, и чувствую привкус крови во рту. Это немного сбавляет мой пыл, я отступаю, освобождая дорогу. Логан проходит мимо с гордо поднятой головой, смотря прямо перед собой, и направляется к могиле. Я перевожу взгляд на Кейлиба:
– Что он имел в виду, когда сказал о конкурентах?
– Сам точно не знаю, – он покусывает нижнюю губу, по нему видно, как он нервничает… или злится? – Думаю это дело рук Силены.
– В смысле?
– Семь месяцев назад, ещё до твоего отъезда в Канаду, Силена дала мне конверт. Сказала, что это подстраховка на случай непредвиденных обстоятельств.
– Каких?
Кейлиб пожимает плечами:
– Не знаю. Нашей смерти, или ещё чего. Я так понимаю, что в случае чего, конкуренты Логана должны были получить конфиденциальную информацию о нём.
– Но зачем?
– Ради твоей безопасности, – я непонимающе хлопаю глазами. – Если бы с нами тогда что-то случилось, тебя бы было некому защищать. А из-за проблем, которые Силена создала ему, Логану было бы не до тебя… И когда она пропала, я так понимаю, это и привело её план в действие.
«Хм, всё продумала наперёд… и всё ради меня», – сердце в очередной раз сдавливает щемящая грусть, от которой физически становится больно. Я смотрю на Логана, он опускается на корточки у надгробной плиты. Видно, что он что-то говорит, но из-за расстояния не слышно, что именно. Он засовывает руку в карман пальто и, достав из него маленький, блестящий предмет на цепочке, кладёт его у самого надгробия. Затем встаёт и проводит рукой по лицу, таким жестом, которым утирают слёзы. Меня это злит: – «Он не имеет права её оплакивать!». Он стоит так ещё около минуты, а затем разворачивается и подходит к нам. Остановившись напротив меня, осматривает с головы до ног. Взгляд у него словно лёд, я буквально чувствую, как вслед за ним бегут холодные иглы: – «Так вот от кого Силена переняла этот взгляд».
– И что она в тебе нашла? Так возилась с тобой. Хотя… может в этом весь секрет, в твоей обычности и простоте. В конце концов, она всегда хотела простой, спокойной жизни.
– Логан…
– Не надо Кейлиб. Угрожать мне глупо, я могу убить тебя прямо сейчас… вас обоих, – меня раздражает его чопорность.
– Я тебя не боюсь, так что можешь не угрожать, я…
Но он меня перебивает. Говорит при этом лениво, словно ему нет до его же слов, совершенно никакого дела:
– Это не угроза, мальчик. Угроза – это то, чему не суждено сбыться, я же констатирую факт, – я сжимаю челюсти. – Но я не убью тебя… вас обоих. Пусть это будет добрый жест в память о моей девочке.
Меня передёргивает от его последних слов, и я пытаюсь сделать шаг в его направлении, но Кейлиб замечает это и кладёт руку мне на грудь. Он, преграждая мне путь, смотрит в глаза и качает головой. Логан больше ничего не говорит, общение с нами ему совершенно неинтересно. Он разворачивается и идёт к своей машине, сев в неё, уезжает. Вслед за ним выдвигается его сопровождение.
– И что теперь? Этот ублюдок будет просто жить?
Друг, провожая взглядом отъезжающие автомобили, медленно произносит:
– Похоже, что так…
Я сжимаю кулаки: – «Я зол! Но на кого я злюсь? На Логана? На Кейлиба? На себя? Или на Силену, за то, что она меня оставила?». Никогда в жизни я ещё не чувствовал такой безысходности… такой пустоты внутри: – «Так вот что значит жить, когда у тебя из груди вырвали сердце и разорвали в клочья душу». Я смотрю на Кейлиба, его лицо ничего не выражает. Он, словно сломался, как если бы из него вынули важную деталь, что-то без чего он уже не может функционировать как раньше. Я больше не могу смотреть в его пустые глаза… в глаза, в которых раньше было столько жизни, и отвожу взгляд: