– Что такое? – я отрицательно покачала головой, давая понять, что всё в порядке. – Ты как-то напряглась и странно на меня посмотрела.
– Всё хорошо, просто задумалась.
– О чём? – я в очередной раз отрицательно качнула головой. – Ну же. Ты ведь сама сказала, неизвестно, сколько нам предстоит провести времени вместе. Учитывая это, лучше, если у нас не будет никаких недомолвок друг от друга, – я кивнула.
– Сэм, для меня это совершенно новый опыт, поэтому ответь как есть.
– Хорошо, – он мгновенно стал очень серьёзным.
– Как ты ко мне относишься? То есть, что ты чувствуешь, зная, что рядом с тобой непросто девушка, а та, кто отняла множество жизней, и не потому, что это было необходимо, а просто потому, что это её работа… моя работа.
– Если честно, – он замялся, явно подбирая слова. – Я стараюсь об этом не думать. Как ты сказала раньше, я врач, моё призвание спасать людей. Ты же в противовес мне отнимаешь их жизни. Я пытался размышлять об этом, о таком твоём выборе, пробовал понять тебя, но пока, если честно у меня это не получилось. Может быть, позже, когда ты расскажешь о себе больше, – он сосредоточенно посмотрел мне в глаза. – Как ты стала такой? Что к этому привело?
Я с минуту помолчала, обдумывая нашу ситуацию, то положение, в котором мы оказались и, размышляя, стоит ли ему открываться. Похоже, Сэм решил, что я уже не отвечу, потому что он отвернулся, явно не желая настаивать, и тогда я спокойно произнесла:
– У меня была самая обычная семья, – он бросил на меня взгляд и даже, кажется, задержал дыхание, словно боясь, что я не продолжу. – Мама, преподаватель химии в местном колледже. Папа, автослесарь со своей небольшой мастерской. Я была очень гиперактивным ребёнком, поменяла кучу секций. Меня либо не выдерживали воспитатели, либо мне самой быстро надоедало. Так было до того момента, пока в девять лет я не пошла на балет.
– Балет?
– Да. Тебя это удивляет?
– Не представляю тебя в пачке и пуантах, – я усмехнулась.
– Да, пожалуй, сейчас и я этого не представляю, – Сэм улыбнулся, а я в очередной раз поймала себя на мысли, что мне с ним легко, даже вспоминать прошлое. – В общем, балет мне очень понравился. Во время занятий и тренировок надо было затрачивать много физических сил, поэтому моя излишняя гиперактивность сошла на нет, так что все были только довольны. После секции меня всегда забирал отец, но в тот день он приехал вместе с мамой. Она встречалась в городе с подругами, поэтому по пути за мной, он сначала забрал её. Помню, мы остановились на перекрёстке, шутили и спорили о том, что лучше приготовить на ужин, отец хотел лазанью, а мы с мамой сырный крем-суп, – я глубоко вздохнула, удивительно, как такие мелочи отпечатываются в памяти. – В этот-то момент в нас лоб в лоб и влетел пикап. Маму с папой буквально расплющило, так как они сидели спереди, меня же лишь зажало между сиденьями, – я говорила ровно, мой голос не дрогнул, это раньше было больно даже думать об этом, а сейчас, это просто воспоминание о событиях давно минувших дней. – Когда спасателям, наконец, удалось достать меня из искорёженной машины, все очень удивились тому, что у меня не было серьёзных травм, так, пара синяков и царапин. Но меня всё же доставили в больницу, а так как кроме погибших родителей родственников у меня больше не было, врачи вызвали… – я сглотнула, проталкивая тошнотворный ком, подступивший к горлу, – социального работника.
– Ты попал в приют?
– Попала бы, если бы была менее миловидной, – у Сэма на лице отразился немой вопрос. – Этот социальный работник, которого за мной прислали, продал меня в бордель.
– Ч-что?!
– Да, ты всё правильно расслышал, – он отрицательно затряс головой, словно всё ещё не веря собственным ушам или просто отказываясь это принимать. – Но мне повезло гораздо больше, чем другим, меня спасли до того, как что-либо успело произойти.
– Кто это был? Тот, кто тебя спас.
– Логан, – лицо Сэма вытянулось, похоже, такого он не ожидал.
– Тот человек, от которого мы бежим?
– Да.
– Но… – он оборвал себя на полуслове, было видно, как тяжело ему это принять. – Правильно говорят, мир жесток, – пробормотал это еле слышно, словно просто высказав мысль, пришедшую в голову.
– Нет, Сэм. Жесток не мир, жестоки люди. Мир прекрасен сам по себе, а вот люди – звери. Социальный работник, который продавал детей в бордель, люди, что там работали, те, кто этих детей покупали и ещё тысячи других таких же прогнивших, аморальных ублюдков, – почему-то после сказанного внутри забурлил гнев. – Ну что, эта информация помогла лучше меня понять? – я скорее выплюнула этот вопрос, чем уточнила, на лице Сэма отразилось сожаление.