– Так неужели ты думаешь есть такого черного, как я теперь?.. Дай хоть вон к этому ручейку подойти умыться; видишь какое лице и руки у меня!
«Что ж, думает, Усько, ручей недалеко; пустить его в самом деле умыться, а то он пожалуй подумает, что я родом холоп какой – ем что попало со всякою дрянью!.. Ладно, говорит, поди к ручью, а я здесь подожду; да только смотри, не думай уйти; я как раз нагоню, и тогда беда тебе: по частим разорву!»
Пошел Ермилка чернорылый к ручью, вырезал там жимолостную палку потолще, спрятал под полу и воротился к Уське серому.
– Ну, говорит, теперь я совсем готов, только утереться не-обо-что; дай мне хоть твоего хвоста пушистого, я вытрусь до суха и тогда можешь скушать меня на здоровье!
«На-вот пожалуй,» сказал Усько, довольный тем, что Ермилка его оборванный хвост пушистым назвал, «утрись себе!»
Ухватился Ермилка чернорылый за остаток хвоста Уськина и ну Волка лупить жимолостью, приговаривая: вот тебе обед, вот тебе баран! вот тебе на здоровье, ешь себе!.. Вот тебе разбойнику серому: не смей на людей нападать, не смей охаверничать; вот тебе, вот!..
Струсил Усько серый, пуще чем от коромысельного подчиванья; ну, думает, верно он мне хочет всю шкуру от костей отбить!.. мечется так и сяк, обернуться не может, а Ермилка честит его жимолостью и дает полезные советы как на свете жить.
Собрал Усько последние силы, рванулся, оставил последнюю половине хвоста в руках Ермилки чернорылого и пустился в лес, как стрела из лука. Прибежал туда, отыскал своих прежних волков-товарищей, показал им свои зубы выбитые, свой хвост оторванный и жалуется, и говорит, что все это сделал над ним кузнец Ермилка: заманил будто-бы его обманом в кузницу, наругался над ним, повыдергал ему зубы клещами, отрубил хвост тупым косарем и грозился над всеми волками в лесу сделать то же самое!.. Послушались его волки серые, обиделись на такие слова Ермилкины и пустились за ним в погоню.
Ермилка чернорылый не дошел еще до деревни, слышит шум, оглянулся, видит, бежит за ним стая волков; уйти нельзя, спрятаться некуда, вскарабкался он на высокую ель.
Прибегают волки, видят Ермилку на дереве… как достать? Давай говорят прыгать друг на друга; а так, как мы Усько за тебя заступаемся, то ты под низ становись! Стал серый Усько под дерево; прыгают на него волки серые один на другого; видит Ермилка, остается одному вспрыгнуть, достинут его, закричал изовсей мочи: оборванного бей!.. бей бесхвостого-то, что внизу стоит!..» Дрогнул Усько, выскочил из-под-низу, волки все рухнулись в разные стороны, кто ногу свихнул, кто крестец отшиб-и с перепугу пустились кто куда.
Ермилка избавился от беды и пошел в свою деревню, радуясь, что но его смышлености все так хорошо с рук сошло.
А Усько серый ударил в лес опрометью да с той поры никогда и не показывался: боялся и волков сердитых на него, и лисиц лукавых, и людей догадливых.
9. Остальная жизнь и смерть Волка Уськи Серого
Через два года на третий видели его, что служит он, Уська серый Полк, у своего родни, Волка обиралы притворником. Хоть житье ему было и не такое, как когда он был сам судьей, а все получше прежнего, как болтался безовсякого дела: теперь, придет челобитчик к Обирале, постучится в дверь, серый Усько оскалит зубы, да и зарычит поволчьему, всякой и сунет ему кусок мясца; а не то недели две проходит не увидит в глаза Волка Обиралы, если Уське недаст ничего. Одно только случилось здесь с ним дело досадное: охотник был он Уська серый облизывать остатки лакомые после сытного стола своего барина, Волка Обиралы, да однажды и пролизал насквозь блюдо серебряное, так, что его вовсе не видать стало. Говорят будто он его на барана променял какому-то торгашу борову совестливому; но это только так догадывались. Откатал его за это палками судья Волк Обирала, а товарищи проходу не давали, до самой смерти дразнили его: «э, серый Волк, лакало, хамово отродье, тарелку языком продавил!..» что ему было крайне обидно.
Переставился наш Усько серый волк, в тысячу сто семидесятом году от потопа, при славном царе Горохе. Товарищи Уськи серого, зная и помня его жалкую участь, тужили по нем; похоронили на свой кошт и врыли на могиле пень великий с таковою надписью:
Под сим пнем
Лежит Усько серый Волк.
Который во всем ведал исправно толк.
Восплачем о нем;
Он был вельми корыстолюбив
И оным себя погубив.
Умер на сорок девятом году
От роду.
Надпись эту сочинил ихний волчий Дохтур литорики, бобер с проседью, и сочинивши, долго думал, чтобы еще приставить к ней, да наконец только и выдумал, что поставил под надписью большую точку, которую назвал полатынскому: пунктум.