И ещё слова поэта:
Опустел их стан и жилища их в долине, И повержен я, и элодей мой удалился. Я пьян вином любви моей, и пляшет В глазах слеза под песнь вожака верблюдов. Я стремлюсь к счастью и близости, и уверен я, Что блаженство я лишь в Будур найду счастливой. Не знаю я, на что из трех стану сетовать, Перечислю я, вот послушай, я считаю: На глаза её меченосные иль на стаи её, Что копьё несёт, иль кудрей её кольчугу. Она молвила (а я спрашивал о ней всякого, Кого встречу я из кочевых и оседлых): "Я в душе твоей, так направь же взор в её сторону И найдёшь меня", - и ответил я: "Где дух мой?"Услышав от Дахнаша эти стихи, Маймуна сказала: "Отлично, о Дахнаш, но кто из этих двух лучше?" - "Моя возлюбленная Будур лучше, чем твой возлюбленный", - ответил Дахнаш. И Маймуна воскликнула: "Ты лжёшь, проклятый! Нет, мой возлюбленный лучше, чем твоя возлюбленная!" - "Моя возлюбленная лучше", - сказал Дахнаш. И они до тех пор возражали друг другу словами, пока Маймуна не закричала на Дахнаша и не захотела броситься на него.
И Дахнаш смирился перед нею и смягчил свои речи и сказал: "Пусть не будет тяжела для тебя истина! Прекратим твои и мои речи: каждый из нас свидетельствует, что его возлюбленный лучше, и оба мы отворачиваемся от слов другого. Нам нужен кто-нибудь, кто установит между нами решение, и мы положимся на то, что он скажет". - "Я согласна на это", - сказала Маймуна.
А затем она ударила рукой об землю, и оттуда появился ифрит - кривой, горбатый и шелудивый, с глазами, прорезанными на лице вдоль, а на голове у него было семь рогов и четыре пряди волос, которые спускались до пяток. Его руки были как вилы, ноги как мачты, и у него были ногти как когти льва и копыта как у дикого осла. И когда этот ифрит появился и увидал Маймуну, он поцеловал перед ней землю, а потом встал, заложив руки за спину, и спросил: "Что тебе нужно, о госпожа, о дочь царя?" - "О Кашкаш, - сказала она, - я хочу, чтобы ты рассудил меня с этим проклятым Дахнашем".
И затем она рассказала ему всю историю, с начала до конца, и тогда ифрит Кашкаш посмотрел на лицо этого юноши и на лицо той девушки и увидел, что они спят обнявшись и каждый из них положил руку под шею другого, и они сходны по красоте и одинаковы в прелести. И марид Кашкаш посмотрел на них и подивился их красоте и прелести, и, продлив свои взгляды на юношу и девушку, обернулся к Маймуне и произнёс такие стихи:
"Посещай любимых, и пусть бранят завистники - Ведь против страсти помочь не может завистливый, И Аллах не создал прекраснее в мире зрелища, Чем влюблённые, что в одной постели лежат вдвоём. Обнялись они, и покров согласия объемлет их, А подушку им заменяют плечи и кисти рун" И когда сердца заключат с любовью союз навек - По холодному люди бьют железу, узнай, тогда, И когда дружит хоть один с тобой, он прекрасный друг: Проводи же жизнь ты с подобным другом и счастлив будь. О хулящие за любовь влюблённых, возможно ли Исправление тех, у кого душа испорчена? О владыка мой, милосердый бог, дай нам свидеться Перед кончиною хоть на день один, на единственный!"Потом ифрит Кашкаш обратился к Маймуне и Дахнашу и сказал им: "Клянусь Аллахом, если вы хотите истины, то я скажу, что оба они равны по красоте, прелести, блеску и совершенству, и отличить их можно только по полу - мужскому и женскому. Но у меня есть другой способ: разбудим одного из них так, чтобы другой не знал, и тот, кто загорится любовью к своему соседу, будет ниже его по красоте и прелести". - "Это мнение правильное!" - воскликнула Маймуна, а Дахнаш сказал:
"Я согласен на это!"
И тогда Дахнаш принял образ блохи и укусил Камар-аз-Замана, и тот вскочил со сна, испуганный..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Сто восемьдесят третья ночьКогда же настала сто восемьдесят третья ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Дахнаш принял образ блохи и укусил Камар-аз-Захана, и тот вскочил со сна испуганный и стал драть ногтями укушенное место на шее, - так сильно оно горело. Он повернулся на бок и увидел, что ктото лежит с ним рядом, и дыхание его ароматнее благоухающего мускуса, а тело его мягче масла, и изумился Этому до пределов изумления.