"О матушка, что ты ещё сделала?" - спросила её Зейнаб. И она ответила: "О дочка, я сыграла штуку и взяла у жены вали эту тысячу динаров и продала ей тех пятерых: ослятника, еврея, красильщика, цирюльника и сына купца, и сделала их невольниками. Но только, о дочка, никто для меня не вреднее, чем ослятник: он меня узнает". - "О матушка, - сказала ей Зейнаб, - посиди дома. Довольно того, что ты сделала! Не всякий раз остаётся цел кувшин!"
А что касается вали, то, когда он встал после сна, его жена сказала ему: "Я порадовалась за тебя пяти невольникам, которых ты купил у старухи". - "Каким невольникам?" - спросил вали. И его жена воскликнула: "Зачем ты от меня скрываешь? Если захочет Аллах, они станут, как и ты, обладателями высоких должностей". - "Клянусь жизнью моей головы, я не покупал невольников! Кто это сказал?" - воскликнул вали. И жена его молвила: "Старуха посредница, у которой ты сторговал их и обещал дать за них тысячу динаров и ещё двести ей". - "А ты отдала ей деньги?" - спросил вали. И жена его ответила: "Да, я видела невольников собственными глазами, и на каждом из них одежда, которая стоит этой тысячи динаров. И я послала к ним начальников и поручила их им".
И вали спустился вниз и увидел еврея, ослятника, магрибинца, красильщика и сына купца и спросил: "О начальники, где те пять невольников, которых мы купили у старухи за тысячу динаров?" - "Здесь нет невольников, - ответили начальники, - и мы видели только этих пятерых, которые взяли старуху и схватили её. Мы все заснули, а старуха ускользнула и вошла в гарем" и потом невольница пришла и спросила: "Те пятеро, которых привела старуха, с вами?" И мы сказали: "Да". И вали воскликнул: "Клянусь Аллахом, это самая большая плутня!" А те пятеро говорили: "Мы узнаем о наших вещах только от тебя!" - "Старуха, ваша спутница, продала вас мне за тысячу динаров", - сказал вали. И пятеро воскликнули: "Это не дозволено Аллахом! Мы - свободные, не продажные, и мы пойдём с тобой к халифу". - "Никто не показал ей дорогу к моему дому, кроме вас, - сказал вали. - Но если так, я вас продам на корабли, каждого за двести динаров".
А пока это все происходило, эмир Хасан Шарр-атТарик вдруг вернулся из поездки и увидел, что его жена раздета. И она рассказала ему, что случилось, и эмир воскликнул: "Нет у меня ответчика, кроме вали!" И он пришёл к вали и сказал: "Как ты позволяешь старухам ходить по городу и обманывать людей и отнимать у них имущество? Это на твоей ответственности, и я узнаю о вещах моей жены только от тебя!"
И потом он спросил тех пятерых: "В чем ваше дело?" И они рассказали ему обо всем, что случилось, и эмир воскликнул; "Вы обижены!" И он обратился к вали и спросил его: "За что ты их держишь в заключении?" И вали ответил: "Никто не показал старухе дороги к моему дому, кроме этих пяти, и она взяла мои деньги, тысячу динаров, и продала их в гарем".
И те пятеро сказали: "О эмир Хасан, ты наш поверенный в этом деле!" А потом вали сказал эмиру Хасану: "Вещи твоей жены за мной, и я отвечаю за старуху, но кто из вас её узнает?" И все сказали: "Мы её узнаем! Пошли с нами десять начальников, и мы схватим её!" И вали дал им десять начальников, и ослятник сказал им: "Следуйте за мной, я узнаю её по голубым глазам!"
И вдруг старуха Далила вышла из переулка, и её схватили и пошли с ней к дому вали; и когда вали её увидел, он спросил её: "Где вещи людей?" - "Я их не брала и не видала", - ответила старуха. И вали сказал тюремщику: "Запри её у себя до завтра". Но тюремщик воскликнул: "Я не возьму её и не запру, так как боюсь, что она устроит плутню и мне придётся отвечать".
И вали сел на коня и, взяв с собой старуху и всех тех людей, выехал с ними на берег Тигра и, призвав факелоносца, велел ему привязать старуху к кресту за волосы. И факелоносец подтянул старуху на блоке и поставил десять человек сторожить её, а вали отправился домой; и наступил мрак, и сон одолел сторожей.
А случилось так, что один бедуин услышал, как ктото говорил своему товарищу: "Слава Аллаху за благополучие! Куда это ты отлучался?" И тот ответил: "В Багдад, и я ел там на обед пирожки с мёдом". И бедуин воскликнул: "Непременно пойду в Багдад и поем пирожков с мёдом" (а он в жизни их не видал и не входил в Багдад). И он сел на коня и поехал, говоря про себя: "Пирожков поесть прекрасно! Клянусь честью арабов, я буду есть только пирожки с мёдом..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьсот шестая ночьКогда же настала семьсот шестая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что бедуин сел на коня и захотел поехать в Багдад и отправился, говоря в душе: "Поесть пирожков прекрасно! Клянусь честью арабов, я буду есть только пирожки с мёдом".