Тысяча И Одна Ночь. Книга 9

А после этого она обратилась к нему и спросила: "Осталось ли у тебя сколько-нибудь денег, чтобы на них играть?" И Масрур ответил: "Клянусь тем, кто ввергнул нас с тобою в сети любви, моя рука не владеет больше ничем из денег или другого - ни малым, ни многим". - "О Масрур, все, что началось с согласия, не должно кончаться раскаянием, - сказала девушка.

Если ты раскаиваешься, возьми твои деньги и уходи от нас своей дорогой, и я сочту тебя свободным передо мною". - "Клянусь тем, кто предопределил нам все эти дела, если бы ты захотела взять мою душу, её было бы мало за твою милость! - воскликнул Масрур. - Я не полюблю никого, кроме тебя". - "О Масрур, - сказала Зейн-аль-Мавасиф, - тогда пойди и приведи судью и свидетелей и запиши на меня все твои владенья и поместья". И Масрур отвечал: "С любовью и охотой!"

И в тот же час и минуту он поднялся и, приведя судью и свидетелей, ввёл их к девушке, и когда судья увидел её, его ум улетел и сердце его продало и его разум взволновался из-за красоты её пальцев. "О госпожа, - воскликнул он, - я напишу свидетельство только с условием, что ты купишь эти поместья, и невольниц, и владенья, и они все окажутся в твоём распоряжении и обладании". - "Мы согласились в этом, напиши мне свидетельство, что собственность Масрура, его невольницы и то, чем владеет его рука, переходят в собственность Зейн-аль-Мавасиф за плату размером в столько-то и столько-то", - сказала Зейн-аль-Мавасиф. И судья написал, и свидетели приложили к этому подписи, и Зейн-аль-Мавасиф взяла свидетельство..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот сорок восьмая ночь

Когда же настала восемьсот сорок восьмая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Зейн-аль-Мавасиф взяла у судьи свидетельство, в котором содержалось, что все, что было собственностью Масрура, стало её собственностью, она сказала: "О Масрур, уходи своей дорогой".

И тогда к нему обратилась её невольница Хубуб и сказала ему: "Скажи нам какое-нибудь стихотворение" И он сказал об игре в шахматы такие стихи:

"Пожалуюсь на судьбу, на все, что случилось, я,
На шахматы, проигрыш и время я сетую,
На любовь к нежной девушке с прекрасной шеею -
Ведь равной ей в людях нет средь жён и среди мужчин.
Стрелу наложила глаз на лук свой прекрасная
И двинула ряды войск, людей побеждающих,
И белых, и красных, и коней поражающих,
И против меня пошла и молвила: "Берегись!"
Презрела она меня, персты свои вытянув
В ночной темноте, такой же, как её волосы.
Чтоб белых моих спасти, не мог я подвинуть их,
И страсть моих слез струю излиться заставила
И пешки, и ферзь её, и башни тяжёлые
Напали, и вспять бежит рать белых разбитая,
Метнула в меня стрелу глаз томных красавица,
И сердце разбито той стрелою моё теперь.
Дала она выбрать мне одно из обоих войск,
И выбрал я белых рать в расчёте на счастие
И молвил: "Вот белых войско - мне подойдёт оно,
Его для себя хочу, а ты возьми красные".
Играли мы на заклад, и так согласился я,
Её же согласия достигнуть я не сумел.
О горесть сердечная, о грусть, о тоска моя!
О близости с девушкой, на месяц похожею!
Душа не горит моя, о нет, не печалится
О землях, и только взгляда жаждет её она!
И стал я растерянным, смущённым, взволнованным,
И рок упрекал за то, что сталось со мною, я.
Спросила она: "Чем ты смущён?" И ответил я:
"О, могут ли пьющие, напившись, стать трезвыми"
О женщина! Ум она похитила стройностью,
Смягчится ль её душа, на камень похожая?
Я молвил, позарившись: "Сегодня возьму её
За проигрыш". Не боялся, не опасался я
И сердцем все время жаждал с нею сближения,
Покуда и так и так не стал разорённым я.
Влюблённый откажется ль от страсти терзающей,
Хотя бы в море тоски совсем погрузился он?
И денег не стало у раба, чтобы тратить их,
Он, пленник любви своей, желанного не достиг".

И Зейн-аль-Мавасиф, услышав эта стихи, подивилась красноречию его языка и сказала: "О Масрур, оставь это безумие, вернись к разуму и уходи своей дорогой. Ты загубил свои деньги и поместья игрой в шахматы и не получил того, что хочешь, и тебе ни с какой стороны не подойти к этому". И Масрур обернулся к Зейн-аль-Мавасиф и сказал ей: "О госпожа, требуй чего хочешь, - тебе будет все, что ты потребуешь. Я принесу тебе это и положу меж твоих рук". - "О Масрур, у тебя не осталось денег", - сказала девушка. И Масрур молвил: "О предел надежд, если у меня нет денег, мне помогут люди". - "Разве станет дарящий просящим дара?" - сказала Зейналь-Мавасиф. И Масрур ответил: "У меня есть близкие и друзья, и чего бы я ни потребовал, они мне дадут". - "Я хочу от тебя, - сказала тогда Зейн-аль-Мавасиф, - четыре мешочка благовонного мускуса, четыре чашки галии, четыре ритля амбры, четыре тысячи динаров и четыреста одежд из вышитой царской парчи. И если ты принесёшь мне, о Масрур, эти вещи, я разрешу тебе сближенье". - "Это для меня легко, о смущающая луны", - ответил Масрур. И затем Масрур вышел от неё, чтобы принести ей то, что она потребовала, а Зейн-аль-Мавасиф послала за ним следом невольницу Хубуб, чтобы та посмотрела, какова ему пена у людей, о которых он ей говорил.

И когда Масрур шёл по улицам города, он вдруг бросил взгляд и увидел вдали Хубуб. Он постоял, пока она не нагнала его, и спросил: "О Хубуб, куда идёшь?" И девушка ответила: "Моя госпожа послала меня за тобой следом для того-то и того-то". И она рассказала ему обо всем, что говорила ей Зейн-аль-Мавасиф, с начала до конца. И тогда Масрур воскликнул: "Клянусь Аллахом, о Хубуб, моя рука не владеет теперь ничем". - "Зачем же ты ей обещал?" - спросила Хубуб. И Масрур ответил: "Сколько обещаний не исполняет давший их, и затягивание дела в любви неизбежно". И, услышав от него это, Хубуб воскликнула: "О Масрур, успокой свою душу и прохлади глаза! Клянусь Аллахом, я буду причиной твоего сближения с ней!"

И затем она оставила его и пошла и шла до тех пор, пока не пришла к своей госпоже. И тогда она заплакала сильным плачем и сказала: "О госпожа моя, клянусь Аллахом, это человек большого сана, уважаемый людьми". И её госпожа молвила: "Нет хитрости против приговора Аллаха великого! Этот человек не нашёл у нас милостивого сердца, так как ты взяли его деньги, и не нашёл у нас любви и жалости в сближении. А если я склонюсь к тому, что он хочет, я боюсь, что дело станет известно". - "О госпожа, - сказала Хубуб, - нам не легко видеть его состояние. Но ведь подле тебя только я и твоя невольница Сукуб. Кто же из нас может заговорить о тебе, раз мы твои невольницы?"

И тут Зейн-аль-Мавасиф склонила на некоторое время голову к земле, и невольницы сказали ей: "О госпожа, наше мнение, что ты должна послать за ним и оказать ему милость. Не позволяй ему просить ни у кого из дурных. О, как горьки просьбы!" И Зейн-аль-Мавасиф вняла словам невольниц и, потребовав чернильницу и бумагу, написала Масруру такие стихи: "Сближенье пришло, Масрур, возрадуйся же тотчас, Когда почернеет ночь, для дела ты приходи, И низких ты не проси дать денег, о юноша:

Была я тогда пьяна, теперь возвратился ум.
Все деньги твои тебе вновь будут возвращены,
И, сверх того, о Масрур, я близость со мною дам.
Ты истинно терпелив, и нежностью встретил ты
Суровость возлюбленной, жестокой неправедно.
"Спеши же насытиться любовью и радуйся,
Небрежен не будь - не то узнает семья о нас.
Пожалуй же к нам скорей, не мешкая приходи,
Вкуси от плода сближенья, мужа покуда нет".