Выбрать главу

И она прежде всего поставила мерку на груду золота. И она наполняла ее и опорожняла немного в стороне, делая куском угля на стене черные черточки, обозначавшие, сколько раз повторяла она это. И когда она закончила свою работу, вернулся и Али-Баба, со своей стороны, закончив рыть яму в кухне. И жена его, трепеща от радости, показала ему на стенах черные черточки и предоставила ему возможность закопать все это золото, а сама пошла со всевозможной поспешностью, чтобы возвратить мерку нетерпеливой супруге Кассима. И она не знала, бедная, что один золотой динарий пристал ко дну мерки благодаря салу этой плутовки.

И она вернула мерку богатой своей родственнице, проданной Кассиму при посредстве сводницы, и очень ее благодарила, и сказала ей:

— Я постаралась быть исправной, о госпожа моя, чтобы и в другой раз доброта твоя не уменьшилась ко мне.

И она пошла своим путем-дорогою.

И это все, что случилось с женой Али-Бабы.

Что же касается жены Кассима, этой пройдохи, то, лишь только повернулась к ней спиной родственница ее, она тотчас же перевернула мерку и осмотрела ее снизу. И она дошла до пределов изумления, увидав приклеившийся к салу золотой динарий вместо боба или зернышка ячменя или овса. И лицо ее пожелтело, точно шафран, и глаза потемнели, точно смола. И сердце ее наполнилось лютой завистью. И она воскликнула:

— Да разрушится жилище ее! С каких это пор у этих нищих столько золота, что они могут взвешивать и измерять его?!

И в невыразимой ярости, которою она была охвачена, она не могла дождаться, пока муж ее вернется из своей лавки; и она послала за ним служанку, чтобы та как можно скорее разыскала его. И лишь только Кассим, запыхавшись, переступил порог дома, она встретила его неистовыми воплями, как будто она застала его на месте какого-нибудь преступления против супружеской верности.

Потом, даже не дав ему времени прийти в себя от этой бури, она сунула ему под нос золотой динарий и закричала:

— Видишь?! Ну так это не более как остаток от этих нищих. А ты думаешь, что ты богат, и ты каждый день радуешься тому, что у тебя есть лавка и покупатели, тогда как все достояние твоего брата — три осла. Ну так разочаруйся, о шейх! Ибо Али-Баба, этот голодный дровосек, это ничтожество, не довольствуется тем, что считает золото, как ты, — он измеряет его. Клянусь Аллахом! Он меряет его, как лабазник меряет свое зерно!

И вот среди бури слов, и криков, и восклицаний она рассказала ему обо всем и объяснила ему свою уловку, при помощи которой она сделала ошеломительное разоблачение богатства Али-Бабы. И она прибавила:

— Но это еще не все, о шейх! Теперь тебе необходимо открыть источник благосостояния твоего нищего брата, этого проклятого лицемера, который притворяется бедняком, а сам меряет золото меркою и пригоршнями!

И, выслушав слова жены своей, Кассим перестал сомневаться в действительности счастья своего брата. И он не почувствовал никакого удовольствия, узнав, что отныне сын отца его и матери его избавлен от нужды, и нисколько не порадовался его счастью, но ощутил в себе лишь злобную зависть и почувствовал, что от досады у него лопнул желчный пузырь.

В эту минуту Шахерезада заметила, что брезжит рассвет, и со свойственной ей скромностью умолкла.

А когда наступила

ВОСЕМЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Кассим перестал сомневаться в действительности счастья своего брата. И он не почувствовал никакого удовольствия, узнав, что отныне сын отца его и матери его избавлен от нужды, и нисколько не порадовался его счастью, но ощутил в себе лишь злобную зависть и почувствовал, что от досады у него лопнул желчный пузырь.

И он тотчас же поднялся и побежал к брату своему, чтобы собственными глазами видеть все, что только можно было видеть.

И он нашел Али-Бабу еще с лопатой в руке, так как он только что закончил закапывать свое золото. И, подойдя к нему без всякого приветствия, и не назвав его ни по имени, ни по прозвищу его, и вовсе не обращаясь к нему как к брату, так как он забыл об этом близком родстве с тех пор, как женился на богатой при посредстве сводницы, он сказал ему:

— А, так вот ты как, о отец ослов! Ты вздумал скрываться и прятаться от нас! Хорошо же, продолжай показывать всем свою бедность и нищету и притворяться неимущим перед людьми, чтобы в своей вшивой лачуге измерять золото, как лабазник меряет свое зерно!