И я, о мой повелитель, взял эту юницу за руку и, защитив плащом ее наготу, повел в свою обитель. И она понравилась мне своей кротостью, молчаливостью и скромностью. И я почувствовал, как сильно она притягивает меня своей чужой красотою, бледностью, желтыми, как расплавленное золото, волосами и вечно опущенными голубыми глазами, которые, несомненно, из робости всегда избегали моих. И поскольку она не говорила на нашем языке, а я не говорил на ее, я избегал утомлять ее вопросами, которые должны были остаться без ответа. И я поблагодарил Дарителя, Который привел в мою обитель женщину, вид которой был для меня очарованием.
Но в тот же вечер, когда она вошла в дом мой, я заметил, как необычно было ее поведение. Ибо, как только наступила ночь, ее голубые глаза сделались темнее, и взгляд их, столь сладкий и мягкий днем, стал сверкающим, как от внутреннего огня. И ее охватило какое-то необычное волнение, которое отразилось на чертах ее, вызвав еще большую бледность и легкое дрожание губ. И время от времени она поглядывала в сторону двери, словно хотела выйти подышать свежим воздухом. Но поскольку ночное время вряд ли благоприятствовало прогулке, и к тому же пора было принимать нашу вечернюю трапезу, я сел и усадил ее рядом с собою.
И, ожидая, когда нам подадут еду, я хотел насладиться нашим уединением, чтобы дать ей понять, каким благословением стало для меня ее появление и какие нежные чувства возникают в моем сердце при виде ее. И я нежно погладил ее, попытался обнять и укротить душу чужеземки. И я нежно взял ее руку и поднес к губам и сердцу. И я сделал это с такой осторожностью, как если бы я прикасался к какой-то чрезвычайно старой ткани, готовой рассыпаться при малейшем прикосновении, и я легонько провел пальцами по соблазнительному шелку ее волос. И то, что я испытал при этом прикосновении, о мой повелитель, я никогда не забуду. Вместо того чтобы почувствовать теплоту живых волос, мне показалось, будто желтые плетенки кос ее вытянуты из какого-то холодного металла или будто рука моя прошлась по руну или по шелку, пропитанному тающим снегом. И я уже почти не сомневался, что ее волосы были нитями золотой филиграни. И я подумал в душе своей о безграничной могуществе Повелителя всех созданий, Который под нашим небом одаривает юниц черными и теплыми, как крылья ночи, волосами, и увенчивает чело светловолосых девушек Севера подобной короной из ледяного пламени.
И я не мог, о мой повелитель, не испытать одновременно испуг и восторг, сознавая себя мужем создания столь редкого и столь непохожего на женщин нашего края. И у меня даже возникло ощущение, что она не из человеческой плоти и крови. И я был близок к тому, чтобы начать внезапно приписывать ей неземные качества и неведомые добродетели. И я смотрел на нее с восхищением и изумлением.
Однако вскоре вошли рабы с нагруженными яствами подносами на головах, и они поставили их перед нами. И я заметил, что при виде этих блюд возбуждение супруги моей усилилось, и ее матовые атласным щеки кидало то в краску, то в необычайную бледность; она смотрела на окружавшие ее предметы, словно не видя их, а ее зрачки расширились.
Я же, приписывая все это ее застенчивости и незнанию наших обычаев, хотел побудить ее прикоснуться к поданным яствам, и я начал с блюда из риса, сваренного на масле, которое я начал есть по нашему обычаю, захватывая его пальцами. Однако это зрелище, вместо того чтобы пробудить в душе супруги моей аппетит, без сомнения, вызвало у нее противоположное чувство — отвращение, если не тошноту. И, не последовав моему примеру, она отвернулась и огляделась, словно ища чего-то. Затем, после долгих колебаний, когда она увидела, что я взглядом умоляю ее прикоснуться к блюдам, она вытащила из маленького костяного футляра, висевшего у нее на груди, нечто вроде тоненькой соломинки, похожей на стебелек, которыми мы пользуемся для чистки ушей. И она осторожно захватила эту маленькую заостренную палочку между двумя пальцами и принялась медленно ковырять ею рис и еще медленнее, по зернышку, подносить его к губам. И между каждым из этих проглоченных ею крошечных зернышек проходил довольно длинный промежуток времени. Таким образом, я уже закончил свою трапезу, а она еще не съела и дюжины рисинок. И это было все, что она съела в тот вечер. И я смог по ее невнятному жесту понять, что она насытилась. И я не хотел увеличивать ее смущение или пугать ее, настаивая на том, чтобы она приняла какую-то другую пищу.