Тогда я, весьма обрадованный, вошел в комнату, где находились мать моя и супруга моя, и положил перед ними на циновку тысячу пятьсот динаров, полученных за продажу себя. Но они при виде этого, не желая слушать объяснений моих, стали испускать громкие вопли, вырывая волосы на головах своих и причитая, как над гробом усопшего. И они восклицали:
— О несчастье! О несчастье! Никогда не притронемся мы к плате за кровь твою! Лучше умереть с голоду вместе с детьми!
И я, видя бесполезность моих попыток успокоить их, предоставил им некоторое время изливать горе свое. Затем я принялся уговаривать их и клялся, что бедуин — человек благожелательный, с самыми лучшими намерениями, и мне удалось наконец несколько утишить вопли их. И я воспользовался этим затишьем, чтобы обнять их и детей и проститься с ними. И с удрученным сердцем оставил я их в слезах и горести. И я покинул дом свой вместе с бедуином, господином моим.
И как только пришли мы на базар скота, я купил по указанию его верблюдицу, славившуюся быстротой хода. И по приказанию господина моего я наполнил мешок необходимыми для длинного пути припасами. И когда все наши приготовления были окончены, я помог господину моему влезть на его верблюдицу, сел на свою и, призывая имя Аллаха, мы тронулись в путь. И мы ехали безостановочно и скоро достигли пустыни, где парил лишь Аллах и не видно было ни малейших следов путешественников на сыпучем песке. И господин мой бедуин руководился среди необозримой пустыни этой какими-то особыми указаниями, доступными лишь ему да его верблюдице. И мы ехали так под жгучим солнцем целых десять дней, и каждый из этих дней показался мне длиннее ночи, полной ужасных сновидений.
Но на одиннадцатый день утром мы подъехали к необъятной равнине, почва которой вся блестела и, казалось, состояла из серебряных пластинок.
На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Но на одиннадцатый день утром мы подъехали к необъятной равнине, почва которой вся блестела и, казалось, состояла из серебряных пластинок. И посреди этой равнины возвышалась высокая-высокая колонна из гранита. На вершине этой колонны стоял юноша из красной меди, с протянутой вперед правой рукой, из которой свешивались, с каждого из пяти пальцев, по ключу. И первый ключ был золотой, второй серебряный, третий из китайской меди, четвертый из железа, а пятый из свинца. И каждый из этих ключей был могучий талисман. И человек, овладевший одним из этих ключей, должен был испытать связанный с ним жребий. Ибо это были ключи судьбы: золотой ключ был ключ бедствий, серебряный — ключ страданий, ключ из китайской меди — ключ смерти, железный — ключ славы, и свинцовый — ключ мудрости и счастья.
Но в то время, о повелитель мой, я еще ничего не знал об этом; знал же один только господин мой. И мое неведение было причиной всех моих последующих несчастий. Но бедствия, так же как и радости, ниспосылает нам Аллах Всеправедный, и каждая тварь должна принимать их со смирением.
И вот, о царь времен, когда мы подъехали к подножию колонны, господин мой бедуин заставил верблюдицу свою опуститься на колени и сошел на землю. И я сделал то же. И тогда господин мой вынул лук какой-то необычайной формы и вставил в него стрелу. И, натянув лук, он пустил стрелу по направлению к юноше из красной меди.
Но по действительной ли его неловкости или же по сознательному расчету стрела не попала в цель. И тогда бедуин сказал мне:
— Йа Гассан Абдаллах, вот когда можешь ты отплатить мне и, если хочешь, вернуть себе свободу! Я знаю, что ты силен и ловок, и ты один можешь попасть в цель! Возьми же этот лук и постарайся сбить эти ключи!
Тогда я, о повелитель мой, счастливый тем, что могу этой ценою отплатить ему свой долг и вернуть свою свободу, не колеблясь повиновался господину моему. И я взял лук и, осмотрев его, увидел, что он был индийского изделия и искусной работы. И, желая показать господину моему свое искусство и ловкость, я с силой натянул лук и прицелился в кисть юноши на колонне. И первой моей стрелой я сшиб один ключ, и это был золотой ключ. И, полный гордости и радости, я поднял его и подал господину моему. Но он не захотел взять его и, отказываясь, сказал мне:
— Оставь его себе, о бедняк! Это награда за твою ловкость!
И я поблагодарил его и положил золотой ключ в пояс свой. И я не знал, что это был ключ бедствий.