— Я могу переломать тебе все пальцы, — с наслаждением, смакуя каждое слово, прошептал демон. — А потом излечить их и снова переломать. И это будет почти так же больно, как моё дальнейшее присутствие в твоём слабеньком, но привлекательном тельце.
Непрошенный комок подступил к горлу, и Арон снова застонал, не в силах остановить мысленное слайд-шоу ужасных картинок, которые он наблюдал в зеркале за всё время одержимости Тенью.
Парень крупно дрожал, пока слёзы текли нескончаемым потоком, его трясло, и при мысли о том, что дальше может быть только хуже, только больнее, только страшнее хотелось любой ценой избежать повторения. Когда его тело не принадлежало ему, оставалось лишь наблюдать со стороны все те зверства, на которые был способен хохочущий демон, завладевший его руками.
— Нет, нет, нет… — шептал Арон.
Он боролся с желанием оставаться таким же добрым, открытым миру и людям пареньком, которым был несколько месяцев назад и страхом боли и отчаяния. Последнее перевешивало в нём все моральные принципы, на которых зиждилась его личность, воспитанная мягкосердечной матушкой.
— Решать тебе.
Руки, отчаянно сопротивляясь, медленно вытянулись вперёд, и маленькие серые тени со стен услужливо подали своему господину тонкие иглы, материлизовавшиеся прямо в воздухе.
Парень отчаянно замотал головой и закричал снова, когда иглы стали приближаться к его пальцам.
Сердце в груди сделало кульбит, оборвав последнюю серебряную ниточку, ведущую Арона к его прошлой жизни.
— Я… согласен…
Тень ухмыльнулся и щёлкнул пальцами.
Арон рухнул куда-то вниз и зажмурился, ожидая столкнуться с полом, но провалился во что-то мягкое, тёплое и настолько приятное, что всё тело сразу расслабилось, вся боль прошла, и парень впервые за долгое время погрузился в глубокий здоровый сон.
Так сладко спать он больше никогда не сможет.
***
Осенней ночью, как известно, темно, воет ветер и почти не слышно шагов даже в скрипучем доме. И уж подавно не слышно, как подрагивающая рука тихо вытаскивает нож для рубки мяса на кухне за спиной младшего брата, пьющего молоко, оставленное у холодильника с вечера.
Мальчик держал белую кружку с лицом Человека-паука обеими руками и пил маленькими глотками, растягивая удовольствия и зажмурив глаза. На середине он прервался, взял чашку за ручку и отдышался, довольно причмокнув и сонно моргая.
Он хотел допить, но какой-то шорох привлёк его внимания, и мальчик непонимающе нахмурил светлые бровки, но оглянуться не успел.
Поразительно, с какой чёткостью человек, доселе не убившей и мухи, вонзил нож прямо в тонкую детскую шею, настолько удачно перебив трахею, что ребёнок издал лишь тихое хрипение, которое вполне могло сойти за шорох опавшей листвы за окном, когда мимо проскочила кошка. Особенно спросонья.
Алая кровь, кажущаяся почти чёрной, фонтаном брызнула на столешницу, окрасив её во все оттенки багряного, заляпала белый холодильник, подсвеченный месяцем, и даже налилась в кружку, смешавшись с остатками молока, которая через секунду упала на пол, разбившись ровно под бой часов.
Арон вскинул голову и выпрямился, протирая нож о свою чёрную футболку. В доме было тихо, лишь в его воспалённом мозгу ещё стоял звон дедушкиного маятника, напоминая о том, что он всё делает правильно.
Очень бережно парень взял тело брата с болтающейся кудрявой головой на руки и почти на цыпочках обошёл лестницу, скрываясь за дверью, ведущей в подвал, которым раньше никто, как казалось, не пользовался.
Кровь ещё продолжала вытекать, но уже медленным ручейком, окрашивая путь Арона по длинному, тускло освещённому коридору, в конце которого была ничем не примечательная железная дверь. Он смотрел в раскрытые, помутневшие глаза младшего брата, и губы Арона дрожали, кривясь в жалкой усмешке.
Подвал был затоплен ледяной, мутно-зелёной водой, доходившей Арону почти до колен. Когда он спустился сюда впервые, запах стоял отвратительный, но сейчас парень совсем не чувствовал его.
Посередине, скрытый во тьме, стоял каменный квадратный алтарь, окружённый четырьмя колоннами, на которых чуть выше уровня воды отпечаталась засохшая кровь прошлых жертв. Арону не пришлось долго ломать голову над тем, кто соорудил это в их старом подвале.
Арон осторожно положил тело брата на камень и упал перед ним на колени, не отпуская маленькой детской ручки. Его большие ладони с длинными, но кривыми пальцами и толстыми суставами были в крови и заляпали запястье брата. Арон не сводил взгляда с его тела, и из глаз невольно потекли слёзы, с таким отчётливым звуком упавшие в воду, что парень вздрогнул, и тут же перед его глазами возникли глаза демона.