– Пффф, – протянул Элефас, – ты слишком много волнуешься о мелочах. Статистика показывает, что проявления хаоса…
В сапфировых глазах лаборантки зажегся ужас. «Не именуй…», – пробормотала она.
– Хорошо, – поправился интерн, – проявления искажения существенно более редки, чем принято воображать. Потонуть сейчас, нарвавшись на неотмеченный риф, или столкнуться с иммунным к монстрозащите обитателем океанских глубин и то более вероятно. Если бы все было так печально, как ты воображаешь, корабли старшего народа возвращались бы из плаваний сплошь заросшие ракушками, светящиеся и обезлюдевшие.
– Мне кажется, – мисс Канниг пришла в себя, но не стремилась сдаваться. Кажется, из вредности она довольно чувствительно ткнула собеседника кулаком в плечо, – оправданные или нет, опасения лучше, чем твоя беззаботность.
– Мне кажется, друзья мои, – очень громко вступил в разговор я, – что пришло вам время отправляться спать, а вашему старому преподавателю еще нужно поработать.
В этот момент раздался звон разбитой посуды, и из-за ширмы разлилась довольно остро пахнущая лужа.
– Я сейчас все уберу, – подхватилась Элеонора.
Элефас, более собранный, молча направился к швабре в углу.
– Нет необходимости, – поднялся я с места. – Мисс Канниг, мистер Браун, доброго вам вечера.
Повинуясь вбитой поколениями обломанных линеек дисциплине, молодые люди покорно направились к выходу, на пороге Элефас набрался смелости и поинтересовался:
– Новый эксперимент, доктор? Возможно, пригодилась бы помощь одного-двух интернов?
– Если бы помощь была нужна, – сварливо ответил я, натягивая перчатки, – вы бы узнали об этом еще вчера, мистер Браун, а сегодня уже устали бы в три раза больше. Впрочем, раз вы так горите жаждой деятельности, назначаю вас с мисс Канниг дежурными по медчасти, займитесь пациентами завтра, а меня до следующего вечера пусть никто не беспокоит.
Не скажу, что подопечные остались так уж недовольны назначением – все же ребята честно заработали свои ранги в академических баталиях и оба не чужды были амбиций, вернее, один – амбиций, а вторая – исполнительности и прилежания. Уходя, оба закономерно пытались разглядеть, что же там разбилось, но я сдвинул ширму плотнее, а на лице изобразил нарастающий гнев, почти так же натурально, как днем это вышло у Дюбрана.
Результат осмотра содержимого стеклянных контейнеров оказался довольно занимательным – на протяжении пары предшествующих дней останки полипа в банках почти не демонстрировали реакции, а сегодня дали рост более чем бурный.
В жидкой слабощелочной среде из частицы полипа развился сложный организм, напоминающий коралл или ветвь дерева, окончания которого были увенчаны зеленовато светящимися наростами. Жидкость потемнела – под микроскопом стало видно, что она кишит разнообразными по форме, но одинаково агрессивными, пожирающими друг друга или срастающимися патогенными бактериями.
В плотном растворе проявилось существо с рудиментарным мягким панцирем, напоминающим крабий, усеянное продолговатыми отростками-лапами разной длинны, подергивающимися в каком-то неестественно диком, спорадическом ритме.
Жидкая слабокислая среда оказалась наполнена созданиями, напоминающими червей или моллюсков, сплетенных единой сетью нервных окончаний. Наиболее неприятным результатом оказалось многократное повышение кислотности, по сути твари без вреда плавали в бурой царской водке.
Полужидкая кислая среда вызывала особенное отвращение – банка полнилась чем-то, напоминающим глаза, пораженные конъюнктивитом, притом глаза, реагирующие на свет и другие раздражители, глаза, которые с интересом наблюдали за тем, как я разбирал содержимое прочих контейнеров.
Проблемы возникли с сосудом, где была создана щелочная среда, пригодная, например, для развития холерных вибрионов. Этот сосуд явно продемонстрировал, что мой подход к безопасности проводимых исследований был недостаточно системным, внутри и снаружи колба покрылась органическим, пульсирующим, дышащим и студенисто сокращающимся налетом, где просматривались глаза, щупальца, увенчанные крючьями, ротовые отверстия-присоски с мелкими и острыми зубами, мышечные волокна и эпидермис буро-зеленоватого, тошнотворного цвета с вкраплением темных пятен, под которыми скрывались нарывы густой жижи, которую я не решился исследовать. Собственно, эта дрянь и свалилась с ящика-постамента, разлившись по полу и основанию, сразу же начав прорастать новым слоем налета с полипами и пульсирующими наростами.